Наталия Медведева - Любовь с алкоголем

Прямо в листья. Она сейчас заметила, что там плавали маленькие цветочки, черт знает откуда появившиеся, и в руке у Вильяма уже была лилия. Слава увидела еще несколько таких, плавающих на воде.

— Это ты их туда… поместил? — Она присела у края.

— Да. Тебе не нравится? — Он подплыл к ней и протянул лилию. На щеку ему приклеился лист.

— Ты сентиментальный парень, Даглас. Романтик. Поэтому тебе и русский нравится.

— Я химик, Слава-Маша! Это ты должна быть романтиком, если пишешь стихи. — Он подтянулся за край и вылез из бассейна.

Ей показалось, что последняя фраза была им сказана в насмешку. Он подошел и, наклонившись, вытер лицо о полу апельсинового халата. Он чуть раскрылся, и Вильям увидел черную полоску трусов и кусочек треугольника волос Славы.

— Вчера, когда я тебя увидел, я сразу стал представлять тебя норкой. Я никогда не видел живой.

— Ты видел мертвую на мне. — Она забрала полу халата, и они пошли в дом, через боковой вход, как ночью.

— А что ты делаешь, как химик? Работаешь над бомбой против Советского Союза? Ах, я все забываю, что его уже нет, отменили.

— Работаю в химико-исследовательском центре. Остальное секрет. — Вильям ушел в ванную, и Слава подумала, что вчера он был совсем мальчишкой, сегодня нет…

Зазвонил телефон. Она оглянулась — аппарата нигде не было. Вильям вышел и достал телефон из-под «матраса». Значит, это была-таки кровать, а не матрас, и образ Билла — вечного студента совсем исчез из сознания скуластой девушки.

— Вот, они придут чистить бассейн. Чтобы сделать его безукоризненным.

— Раз ты химик, то должен знать, как сделать его грязным, ой! прости! романтичным, но не опасным для здоровья…

Вильям открыл стенной шкаф. Он потянул за малюсенькие, незамеченные до сих пор Славой шайбочки, и стена разъехалась. Он зашел внутрь и крикнул:

— Сначала его надо очистить, избавиться от воды. Найти кольцо моей матери… Поэтому они и придут, чтобы поставить какие-то фильтры, чтобы его не засосало с водой. — Он вернулся в комнату в джинсах и свитере. Не вчерашнем. Шотландском, крупной вязки. — Как насчет завтрака, Маша-Слава?

— Ты уверен, что твоя мать не вернется? Матери, говорят, обладают колоссальной интуицией, даже на расстоянии чувствуют, если с их детьми что-то не так…

Вильям сел на кровать, рядом со Славой. Но она встала, взяла свои вещи и ушла в ванную, одеться.

Пока они сидели на кухне и следили за кофе, капающим через фильтр, пришли двое и стали возиться вокруг бассейна. Слава видела их в окно. На кухне тоже было много окон и много занавесок.

После кофе девушка попросила отвезти ее домой. Вильям не настаивал, чтобы она осталась, — подал ей норку, и они вышли из дома.

Конечно, здесь был гараж, но сегодня Слава знала, почему Вильям не оставил в нем машину — чтобы не разбудить свою маму. Когда она увидела его авто — она-таки была хорошо поддатая, раз не помнила — BMW, то подумала, что из-за этого он живет с матерью — у нее есть деньги. То, что он сам может зарабатывать достаточно денег и получать удовольствие, живя с сумасшедшей матерью, ей не подумалось. А уж то, что он может исполнять сыновний долг — вообще в голову не пришло.

— Куда прикажете, лэди?

— Де Лонгпри. Уверена, что ты не представляешь, где это. Совсем в другом конце города.

— Я знаю где. Одна из моих лаб недалеко от Кайзеровского госпиталя, недалеко от Де Лонгпри. — Он включил зажигание и отъехал от дома, свернув налево.

Дом был угловой и, обернувшись, Слава увидела крону дуба. Одинокого и самодостаточного.

— Лаборатория, где ты разрабатываешь химикаты для отравления окружающей среды? Впрочем, сейчас тебе это прощают. С русским отцом, сам наполовину русский — вы наверняка очень популярны.

— Мой отец уважаемый профессор и без русскости, он директор исследовательского центра. А я ведущий специалист этого же центра, в одной из особенно важных для новой программы лаборатории.

— Для новой программы, одобренной сенатом? Твой папа недруг Буша?

— Мой папа друг с теми, кто друзья с ним — его политика…

Слава не знала почему, но он стал раздражать ее. Она хотела поскорее расстаться с ним и попросила остановить, не доезжая до ее дома, а на углу Вилкокс и Санта-Моники. У кирпичного здания неизвестного назначения. Как и многие здания Лос-Анджелеса. Мимо них всегда ехали, никогда не забегая в подъезды — спрятаться от дождя, выпить, пописать, научиться курить или ебаться — для всего этого в мире было создано множество специальных инстанций.

Вильям написал на обороте своей карточки домашний телефон и протянул скуластой девушке:

— Мне кажется, что вчера я тебе нравился больше.

Слава промолчала, потом сказала, что она ему, наверное, тоже.

— Всегда так, когда что-то приобретаешь, жалеешь потом о желании приобрести.

— Кроме желания, я ничего так и не приобрел. Потом, я знаю о тебе только то, что ты старомодно-авангардна.

Она дернула плечами — норка соскользнула с них — и, сунув ему в руку клочок с написанным еще у него дома своим номером телефона, вышла из машины.

Вильям видел ее в зеркало ветрового стекла. Она будто подросток, одевший материны туфли, вихляла лодыжками. Они, казалось, подломятся. Она шла, как по канату.

Еще год назад ей стыдно было бы идти пешком даже такое короткое расстояние в этом городе. Но сейчас она привычно проходила мимо, как всегда, закрытого офиса выкупа из тюрьмы. На зарешеченном окне, правда, висела большая доска с номером телефона. Мимо частного дома, у которого, как всегда, возились бездомные на вид дети. А рядом человек в ватнике возился с мотоциклом. В ватнике всегда. Первый дом на углу Де Лонгпри представлял собой трехэтажное строение из трех зданий вокруг бассейна, с потрескавшейся, как пирог из слоеного теста, краской фасадов. Четвертая стена вокруг бассейна состояла из грязных кустов и низких потрепанных пальм. Калитка, как всегда, грохнула и издала вторичный скрип, более жалобный, чем первый — храп! и апп… Как и месяц назад, когда муж девушки с перевозочной компанией — два студента и грузовик — завезли сюда телевизор.

Славица тоже жила не одна. Разведясь наконец с последним мужем, она оставалась в их квартире четыре месяца. Но потом деньги кончились, муж, вопреки обещанию, за квартиру платить не стал… Она переехала к русской знакомой Раисе. Что по-американски значило Речел.

Дверь в квартиру из двойного, полого внутри, картона была пробита посередине. Вместе со Славицей к двери подбежала кошка. У Речел их было две — сиамской расцветки дворняжка Кошка и черный кот Гоша. Подбежала Кошка. Она не умела мяукать и беззвучно разевала пасть, глядя на Славу.

На редкость, открыв двери, Слава не увидела в комнате Раисы. Та вышла из спальни, придерживая у щеки компресс. Тихо поздоровалась и тихонечко же засмеялась.