Сергей Рок - Алехандро Вартан [СИ]

— Наташ, ты мечтаешь? — спросил я.

— Нет, я смотрю.

— Куда?

— Смотрю в синеву.

— И что там?

— Сначала не было страха. Но потом чувства вернулись. Иногда страшно и больно, и я понимаю, что я не могу. Тогда я сплю. Сон помогает ничего не чувствовать. Когда я просыпаюсь, я не помню, кто я такая. Я бегу к людям. Иногда мне хочется любви. Но потом сон растворяется, и я понимаю, что я скитаюсь, и что я всё это понимаю. Значит, мучиться можно всегда. Но если спать, то никаких мучений нет. Я вижу сны, и так может продолжаться вечно.

Она смолкла и выдала длинную очередь из автомата. Потом еще.

— Лучше выйди, — послышался голос.

— Ты знаешь, кто я? — спросила Наташа.

— Выйдешь — я посмотрю, — был ответ.

— А где он?

— Кого тебе, тёлка?

— Позови Седого, пусть со мной поговорит.

— Он здесь.

— Пусть выйдет. Я выйду. Смотри, я под прикрытием. На два слова.

— И что ты?

— Отвечаю, Лопата.

— Ты меня знаешь?

Мы меж тем убрали мешки, и здесь и правда открылось небольшое окно, которое вело в небольшое помещение ярусом ниже — видимо, именно в него нам предстояло спуститься. Наташа в тот момент вышла в коридор и, видимо, столкнулась лицом к лицу с Геннадием.

— Ты?

— Ты видишь меня, — утвердительно сказала она.

Раздалась очередь. Я вздрогнул, наблюдая, как пули искрят, проносясь сквозь тело Наташи и уходят дальше.

— Это тебе привет, Седой, — сказала она и выстрелила из пистолета.

В тот же момент мы поняли друг друга без слов. Я встал к краю стены с автоматом, чтобы обеспечить дальнейшее движение. В моем распоряжении было два магазина и раскаленный ствол, но всё это не пугало. Я бы даже охотно погиб, чтобы составить компанию Наташе. Ведь она хотела любви. Почему бы и нет. Впрочем, всё это было их разряда излишеств. Она чиркнула и подожгла бикфордов шнур.

— Давай. Давай.

Когда я подбежал к окну, мои приятели были уже внутри. Там начинался коридор, заполненный темнотой. Это была черная река, ведущая в неизвестность.

— Его отец среди мешков с наркотой и мелом для изготовления контрафактных лекарств хранил несколько мешков взрывчатки. Геннадий может не знать об этом. Мог не знать. Теперь его душа отправится куда надо. А весь дом взлетит на воздух. Быстрее.

Я привык анализировать, а потому сценарий ближайших событий нарисовался в голове моментально. Куда бы коридор ни вёл, он…. Нет, он все же вёл. Потому что в тот момент, когда всё в этом здании должно было взлететь на воздух, мы вдруг вышли.

— Слышишь, как гремит, — сказал Иван.

Я прислушался:

— Нет, не слышу.

— Это гром, — сказала Наташа.

Я оглянулся. Мы находились в совершенно другом месте.

Человек и его восприятие. Это чудесно. Может, плохо или хорошо, смесь, масло для хлеба во рту у метафизической системы. И не просто смерть, а питание. Все это правда. Здесь мы можем перейти к языку описания реальности. Та вещь, что находится в голове у человека, есть далёкий потомок первоязыка, которым владел не человек, но кто-то другой, может быть — ранний родственник человека. И был ранний христианский до-символ. Я знаю это, потому что я бываю на дежурстве, потому что иногда я играю роль Директора, а таких людей крайне мало. Я думаю, десять, двадцать. Ну пусть, сто. А на земле — миллиарды. И все это — и механизм, и масса, но и отдельная вселенная. Директор может заглянуть в каждую душу, побыть в ней, примерить ее к себе и даже побыть этой личностью. Вы скажете, он будет играть? Да. С позиции человека это, быть может, жестоко, но если вы — Директор, вам может быть тоскливо и одиноко. Тогда я буду смотреть на свою жену, Морену, как на вещь, понимая, что я живу я просто игнорирую все прочие закрытые двери. Дерево тоже одиноко в поле.

На мой взгляд, Дежурство — вещь автоматическая, а потому, если идти до конца, то нужно попытаться хотя бы примерно понять, как это все устроено. Человеческие взгляды на вещи базируются на минимальном количестве работ, источник которых нам неизвестен. Мы не можем подвергнуть критике Ветхий или Новый Завет — много ученых работало и работает над их трактовкой, над их происхождением, и вставить сюда свое слово довольно сложно. Выработалась система, выработались штампы, Захария Ситчин в поисках доказательства присутствия Богов на ранних этапах существования человечества установил связь текстов — каждый более поздний базируется на предыдущем, пока мы не добираемся до источников, которые нам напрямую говорят о создателях.

Но здесь я говорю о вещах, в основе которых — иные принципы функционирования сознания. Да, фантасты уже разобрались — Машина. Метафизики примитивного плана — то есть те, что играют в чужие, вычитанные знания — смешивая все в кучу, ищут пути для комплексного подхода. А именно — минимальный набор теории, далее — манипуляция сознанием клиента, и далее — оплата.

И в роли Дьявола есть шаблон. Папка «Люди» делится на живых и мертвых. Вселенная неоткрытых вещей навряд ли когда-то станет понятной людям, и я не знаю, стоит ли мне брать на себя роль просветителя. Возможно, я окажусь в роли воображаемого человека, которого отправили искать провалившийся в прошлое Ай-фон. И вот, он идет, вокруг него — доисторические времена, и он обнаруживает, что Ай-фон отнесли в храм и там зажигают возле него свечу и именуют Черным камнем.

— Послушайте, — сказал бы я, — послушайте, послушайте, я сейчас вам расскажу, что это такое. В общем плане, это не так сложно.

Я начинаю рассказывать: это — вещь, сделанная людьми, эти люди прошли долгий путь технического развития, эта вещь предназначена для коммуникации.

— Эй, откуда такая информация? — кричат мне.

— Все, хватит, — говорит жрец Черного камня, — уберите его!

В зависимости от времени, исход был один, хотя далеко не во всех случаях мне бы пришлось спасаться бегством. В более либеральные периоды меня бы просто подняли нам смех.

Мы шли. Новое шоссе, асфальтовая змея, вела нас вниз, двигаясь через перевалы. Наше недавнее приключение уже было забыто. Хотя такая дорога — вещь исключительно человеческая — надо иметь в виду множественность эпох и миров, которые привели к распараллеливанию вещей. Осмотревшись на этом шоссе, мы увидели строение в метрах трехстах выше нас. Это был горный ресторан. На площадке возле здания стоял один грузовик, пара легковых автомобилей и повозка, запряженная лошадьми. Складывалось ощущение, что все они прибыли из разных временных периодов. Во всяком случае, грузовик относился к автомобилям 40, 50-х годов, «Kenworth», «Bullnose». Знал я это случайно, и именно тут эти знания пригодились. Внутри же все было достаточно привычно и ровно, без крайних вещей возможного и невозможного.

— Ты не устала? — спросил я у Наташи.