Лебедев Andrew - New-Пигмалионъ

Угроза подействовала.

Агаша признала, что погорячилась и согласилась на подставных мамашу с родственниками и подругами.

– Ну и правильно, родная, – обняв молодую невесту за плечи, сказал Дюрыгин, – а то у этих рожи какие-то не телегиничные, нам всю картинку испортят.

Свадьбу снимали четыре съемочных дня.

Во-первых, с Мэрией и с Храмом Христа Спасителя в один день никак не связалось.

Пришлось разделить эти две съемки, подстроившись под городское и под церковное начальство.

Потом ждали погоду, чтобы получилась хорошая сцена на теплоходе…

– Слушай, Дюрыгин, спонсоры просят сценарий изменить, – сказал Зарайский на третий день съемок.

– А что так?

– Очень хотят, раз уж свадьба, то обязательно показать первую брачную ночь.

– Они что? Охренели вконец? – возмутился было Дюрыгин.

– Они десять миллионов накидывают в смету, причем налом, – сказал Зарайский, – да там еще реклама виагры и прочих мужских возбудителей пойдет на миллион или на полтора, в этом месте…

– В каком этом месте? – переспросил Дюрыгин.

– Там, где про первую брачную ночь, – ответил Зарайский, Миша уже весь в рекламсодателях по самые помидоры.

– Я им что? Стриптизер-Тарзан что ли? – возмутился Дюрыгин.

– Подумаешь, – хмыкнул Зарайский, – хочешь, мы вместо тебя с Агашей дублера со спины снимем?

– На ней в постели? – переспросил Дюрыгин.

– Ага…

Но Агаша на это наотрез не согласилась.

– Ну и дура, – в голос сказали потом про нее Михаил Викторович с Зарайским, – Ксюша Собчак потом бы локти кусала от зависти, а Агашка от такой славы отказалась…

Студийные съемки массовки в декорациях, как самое предсказуемое и относительно легкое, оставили на последние два съемочных дня.

Зарайский сперва планировал Ирму в свидетельницы.

Но Дюрыгин запротестовал, мол надо совершенно юную, чтобы на вид казалась бы еще моложе невесты и тем самым вызывала бы некий особый сексуальный восторг у ценителей юной нетронутой красоты.

Свидетельницу подобрали…

Такую подобрали, что тюменские спонсоры тут же поклялись всеми своими нефтяными вышками, что непременно свидетельницу увезут к себе в Тюмень. И там все на ней женятся. По очереди. Сперва самый главный, потом разведется и отдаст тому, что поменьше, потом и тот разведется и отдаст… И так далее.

Это шутки у них такие тюменские были.

Ирма появилась в студии за час до начала съемок.

– Ты чего-то рано сегодня, – нараспев сказал Мотя.

– А это потому что я теперь не звезда, – с горечью сказала Ирма, – быля я звездою, опаздывала на час или на все два и массовка меня дожидалась вместе с режиссером, а теперь я статистка, теперь я должна за час приезжать и сама буду теперь звездочек ждать, покуда они там опаздывать со своими капризами будут.

– Да рано ты себя списала, – примирительно сказал Мотя, – ты еще им и нам всем покажешь.

– Что я покажу? – хмыкнула Ирма, – грудь свою покажу? Так и видели уже…

– А я как-то пропустил, Ирмочка, я бы поглядел, – осклабился Мотя.

– Теперь и отныне только за деньги, – жестко сказала Ирма, – потому как в любовь больше не верю.

– А у меня невеста моя в автокатастрофе разбилась, – некстати вдруг сказал Мотя.

Помолчали.

– Это ведь я ради нее в поход матросом пошел, чтобы себя изменить, чтобы как морской волк у Джека Лондона, понимаешь?

Ирма не ответила. Она думала о своём.

– Ирма, ведь не каждая женщина может так вот, такого как я настолько расшевелить, настолько достать, что захочешь вдруг ради женщины изменить все в своей жизни, – сказал Мотя, – а вот она смогла меня достать.

Ирма поглядела на Мотю.

Он плакал.

Большие, крупные слезы катились из его глаз.

Пронести пистолет через рамку мимо милиционеров?

А Ирма никогда через рамку не ходила. Милиционеры ее знали и пускали сбоку.

Но сегодня, на всякий случай, чтобы не рисковать, она прошла через шестой подъезд… Где рабочие ходят… И пронесла.

Теперь надо было заменить стартовый пистолет на папин револьвер с табличкою на нем "товарищу Вальберсу от Генерального Секретаря…"

Агаша была в белом платье на кринолине.

– Ах, как бы я смотрелась бы в свадебном, – подумала Ирма, глядя на Агашу.

Ирма критически разглядывала свою соперницу, – хм, и грудь у меня крсивее.

Больше и красивее. Кабы Дюрыгин не был бы таким идиотом, и женился бы на мне, я бы тоже выбрала платье длинное, но шелковое и с оттенком как у фламинго, не совершенно белое, это слишком бесвкусно и по простолюдински, а выбрала бы в цвет тонкой розовой утренней зари… И непременно с глубоким декольте.

Было бы на что поглядеть!

А то у этой…

Ирма немного сбилась мыслями, подыскивая слово, – у этой малышки и подержаться то на за что.

Ирма тоже слыхала, что рекламодатель – производитель белья предложил Агаше сняться С Дюрыгиным в сцене первой брачной ночи…

– Вот тоже дура, – подумала Ирма, ябы отказываться не стала.

По скрипт-сценарию стартовый пистолетик Ирма должна была доставать из белой меховой сумочки.

Не носить же его в руке или на бедре, как это делают ковбои!

Сама Ирма по этой сцене была одета в этакое варьетешное, а-ля Мулен-Руж – с голыми ногами, с глубоким вырезом, сама на шпильках и с перьями на голове.

Стартовый пистолетик уже час как валялся в урне для использованных бумажных полотенц в уборной, а на его месте в сумочке лежал револьвер бывшего дивизионного комиссара Вальберса…

Ирма вспомнила, как они с папой стреляли из его пистолета на даче в Лиелупе.

Была уже осень.

Пляж Рижского взморья был пуст.

Только чайки парили в потоках сильного свежего бриза с брызгами.

Они любили бросать чайкам хлеб, так что те на лету хватали его.

Они с папой.

И с дядей Яном Карловичем.

Тогда дядя и папа дали пострелять Ирме.

Собрали несколько пустых бутылок из под любимого папиного латышского Кальвадоса "Дзинтарс", поставили их на краю пляжа, чтобы пули улетали в море и не могли бы никого поранить.

И принялись стрелять.

У маленькой Ирмы тогда закладывало ушки и она боялась.

А папа и дядя Ян Карлович смеялись…

И еще она вспомнила, как папа рассердился, когда дядя Ян Карлович пожаловался ему на Ирму, что та поотрывала всем куклам головы.

– Нехорошо мучить куколок, – сказал папа.

– А людей, хорошо? – спросила тогда Ирма…

В первый дубль Ирма не решилась.

Вышла к декоративной белой лестнице, покачивая павлиньим хвостом и перьями на голове, вышла и встала как будто начинающая…

– Ирма, в чем дело? – закричал раздосадованный Мотя, – что, трудно вынуть пистолет и сказав, "на старт, внимание, марш", выстрелить? В чем затык?