Лебедев Andrew - Эдельвейс

До войны, учась в школе, а потом в институте, Рая Василькова никогда не предполагала, что сама когда нибудь будет печь хлеб. Или доить козу.

Но человек предполагает, а Бог располагает.

В доме старого Давлета Рае пришлось многое взять на себя. Ведь этот дом приютил их – русских людей – Раю Василькову и маленьких Васятку и Анечку.

Месить тесто, топить печь, таскать воду, пасти коз – все эти занятия не были сложными и не требовали высокой квалификации. Единственно чего они требовали – так это физической силы и выносливости. Потому как начиналась эта рутинная работа по дому в пять часов утра, а заканчивалась – в девять вечера.

Раю и ее детей в доме Давлета не притесняли.

Давали еды столько же, сколько и всем.

Только когда вся семья Давлета пять раз на дню становилась на молитву, на Раю и на ее русских детей смотрели как то косо… А может, Рае просто так казалось.

И она работала, работала, работала… Ни минутки не сидела без дела.

Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что работы лишней на Раю никто не взваливал – она сама ее брала.

Чувствовала себя обязанной.

Чувствовала себя должницей перед старыми Давлетом и Айной.

Но однажды, все изменилось.

У младшей дочери Давлета – у Майи – заболел сын – Ишан. У четырехлетнего мальчика случился дифтерит.

Как удалось Рае вылечить и выходить уже задыхавшегося от удушья мальчика? Это одному Богу известно.

Когда пришлось делать разрез на горле, когда Рая придумала сделать самодельную воздуховодную трубочку из растения, росшего по краям дороги, которое в московской области на даче они детьми так и называли – трубочник… Вот тогда, Рая вдруг осознала себя настоящим детским врачом.

Мальчика – Ишана этого Рая спасла.

И после этого, положение ее в доме у Давлета в корне изменилось.

Давлет категорически освободил Раю от всякой домашней работы…

Ведь внук Ишан – единственный в доме мужчина, если не считать Васечки. Но Вася не свой, не родной.

И Рая – эта русская, эта неверная – она спасла Давлету его единственного внука и наследника.

После того, как температура у Ишанчика спала, исчезли отеки и синюжность, и вообще исчезло опасение за жизнь мальчика, старый Давлет собрал всех и объявил, что эта русская теперь вторая мать Ишану и что все в доме должны почитать Раю Василькову с неменьшим почтением, чем старую Айну.

– Прими нашу веру, дочка, – просил старый Давлет и улыбался беззубым ртом, – я тебе такого джигита в мужья потом сыщу – богатая будешь, счастливая будешь!

– У меня есть джигит, – отвечала Рая, – он теперь там в горах, воюет…

Счастье летчика – в чем оно?

Капитан Ланг не думал об этом, потому что мозг его в этом полете был занят вычислениями.

Его фоке-вульф имел практический потолок 7300 метров, что почти на полтора километра превышало высоту самой высокой горы Кавказского хребта. Вроде бы самая простая логика подсказывала. Что надо лететь к цели по кратчайшему пути, то есть по прямой.

Но задачка выбора курса и эшелона* казалась простенькой только с первого взгляда.

На самом деле все обстояло гораздо сложней. Самолет Фв-189 вообще то имел очень ограниченную дальность полета – при скорости в 305 километров в час он мог находиться в воздухе едва чуть более двух часов и за это время мог пролететь всего шестьсот пятьдесят километров. Но такая дальность полета по паспортным тактико-техническим данным завода Фоке-вульфа, обеспечивалась только при крейсерских скорости и высоте при экономном расходе бензина. А экономным эшелоном для этой марки самолета, была рекомендована высота в две тысячи метров.

Кроме того, Ланг летел с дополнительной бомбовой нагрузкой, хоть и предусматривавшейся заводом-изготовителем, но тоже значительно повышавшей расход горючего. Больше вес самолета – больше нагрузка на моторы, больше нагрузка на моторы, больше расходуется горючего.

Да и баллона с кислородом для кислородных масок, Ланг в этот полет предпочел не брать – по той же причине. Для сокращения веса самолета. И более того, два пулемета из имевшихся четырех, Ланг велел снять.

Поэтому в полете теперь приходилось все время считать и подсчитывать… Как соотносятся оставшиеся литры бензина с оставшимися непреодоленными еще километрами пути.

Лететь пришлось огибая вершины. Не прямым, а ломаным курсом, что хоть и удлинило путь, но зато позволило лететь без перенапряжения двигателей и в конечном расчете – все-же сэкономило драгоценное топливо.

– Если мы сразу не найдем их, – по внутренней связи крикнул Ланг, прижимая к горлу ларингофон, – если мы сразу их не найдем, не выйдем на них, то у нас будет всего только минут пять, ну максимум семь, чтобы сделать круг, а потом горючего останется впритык на обратную дорогу.

Тирада эта относилась к штурману. Ланг взял с собой не своего штурмана – оберлейтенанта Майера, а штурмана из экипажа фельдфебеля Бауэра, который уже был на точке, и знал маршрут.

Ланг действовал по принципу – штурману, который уже летал этим маршрутом, будет легче повторить его снова, чем другому штурману, который не летал – заново прокладывать его по карте.

– Найдем, – отозвался в наушниках штурман.

Штурманом из экипажа Баумана был лейтенант Хайфельд. Невысокого роста, белобрысый пруссачок с ленточкой железного креста второго класса за Польшу.

Лангу со своего высокого пилотского места был виден только затылок Хайфельда. И по виду этого затылка, обтянутого коричневой кожей шлемофона, Ланг ощущал то напряжение, с которым Хайфельд вглядывается в одному ему знакомые ориентиры – там внизу и как напряженно он сравнивает эти ориентиры с картой, лежащей на прозрачном плексигласовом штурманском столике.

– Не забудьте, Хайфельд, нам еще нужно будет какое-то время для выхода на боевой курс, – крикнул Ланг, – а это еще минуты три-четыре!

– Я помню, герр капитан, – отозвался Хайфельд. *эшелон – высота на которой держится курс самолета Переваливая через среднюю гряду вершин, Ланг поднялся до высоты четырех тысяч метров.

Кислорода явно не хватало.

– Как самочувствие? – поинтересовался Ланг у Хайфельда и бортстрелка фельдфебеля Хаземана.

– Нормально, командир, – ответил Хайфельд.

– Все нормально, – откликнулся невидимый Лангу бортстрелок.

Хаземан сидел позади пилота, спиной к нему, постоянно осматривая пространство задней полусферы.

Ланг подумал, что в принципе в этот полет стрелка можно было бы и не брать, так как встреча с русскими истребителями здесь над горами главного хребта – практически исключалась. Можно было бы сэкономить еще несколько килограммов горючего. Однако, Ланг не исключал возможности вынужденной посадки, а стрелок Хаземан был незаменим в разного рода неординарных ситуациях.