Лебедев Andrew - Эдельвейс

– Пригодится, случись чего! – решил Ланг, беря Хаземана в полет.

Теперь стрелок летел практически безучастным пассажиром – вроде мешка с балластом. Тем более, что вместо двух пулеметов Mg-15s – у стрелка остался теперь только один пулемет, и один "курсовой" пулемет вместо двух остался у штурмана.

– Как там? Приближаемся? – спросил Ланг.

– До точки по расчетам десять минут лету, – ответил Хайфельд.

Ланг поглядел на часы и на прибор, показывающий остаток горючего.

Они были в полете уже пятьдесят шесть минут. И судя по прибору, израсходовали почти половину имевшегося при взлете топлива.

Но это было нормально – потому как на обратный путь им потребуется немного меньше горючего, потому что назад они полетят на более легком самолете, избавившись от бомб, да и еще – минус вес сожженного моторами бензина на путь до цели, а это тоже немало!

– Курс двести тридцать, командир, на высокую вершину, которая на полтора часа, – дал свою корректировку Хайфельд.

Это значило, что Лангу было необходимо слегка повернуть машину направо, как если бы он, летя по часовому циферблату на двенадцать часов, повернул бы теперь на пол-второго…

– Вон он, тот ледник, видите? – теперь уже рукой показал штурман, и в первый раз за все время полета, повернулся лицом к командиру экипажа.

Ланг начал пологое снижение, так как имел запас высоты метров в шестьсот, не менее.

– Видите этих русских? – спросил Ланг.

– Нет, пока не вижу, – ответил Хайфельд.

Ланг приказал Хаземану отвлечься от своих прямых обязанностей по обороне хвостовой части самолета и присоединившись к штурману, теперь в четыре глаза вместе с ним осматривать поверхность ледника.

– Глядите, господа, ищите, – приговаривал Ланг, – у нас есть только десять минут до точки невозврата*.

За десять минут самолет пролетел почти весь ледник по его длине.

– А вы уверены, что это было именно здесь? – спросил Ланг.

– Да, это было именно здесь, – ответил Хайфельд и попросил Ланга сделать еще один круг и пройтись теперь над западной частью ледника.

Ланг уже начал сильно нервничать, так как время неумолимо пожирало драгоценный бензин.

Он уже начал было подумывать, что в принципе, на обратном пути можно сесть на вынужденную где-нибудь на пол-дороге домой, и вызвать по рации подмогу…

– Вон они! – почти синхронно вскрикнули Хайфельд с Хаземаном.

Ланг кинул взгляд налево, куда показывали обрадованные штурман со стрелком и тоже заметил несколько точек на белой равнине ледника.

– Они переоделись в белые маскхалаты, – Хайфельд прокомментировал метаморфозы, происшедшие с русскими разведчиками за то время, как штурман видел их в первый раз.

– Господа переодеваются к обеду, как это делают английские аристократы? – хмыкнул Ланг, кладя самолет на крыло.

Ему предстояло сделать разворот, чтобы потом выйти на боевой курс для бомбометания.

– Хайфельд, – крикнул Ланг в ларинги, – с первого захода сбрасываем две бомбы с внешних подвесок, и потом для верности я сделаю второй заход и ты сбросишь еще парочку, а Хаземан к курсовому пулемету!

Самолет завершил разворот и лег на боевой курс.

– Высота три пятьсот, превышение сто пятьдесят, – доложил штурман, – курс двести семьдесят, нормально, боевой.

– Приготовились к бомбометанию, – отдал приказ Ланг.

Машину качнуло.

На отделение от ее натруженных плоскостей двух бомб по сто килограммов в каждой – самолет отозвался характерным рывком.

Дав длинную очередь из курсового пулемета, Хаземан сразу рванулся в свою заднюю часть кабины – смотреть – куда легли бомбы.

– Ну как? – спросил Ланг.

Но Хаземан почему то не отвечал.

Ланг обернулся и вздрогнул от неожиданности.

Хаземан лежал сзади в совершенно неловкой позе. И кроме того, Ланг вдруг заметил многочисленные капли крови, разбрызганные по стеклам их кабины.

– Нас обстреляли, – крикнул Хайфельд.

– Да, и Хаземан, по моему убит, – отозвался Ланг, кладя самолет на крыло, чтобы сделать второй заход.

– Командир, смотрите на левый двигатель, – снова крикнул Хайфельд.

Ланг увидел отчетливую и характерную белую струю, вырывающуюся из масляного радиатора левого мотора.

– Масло! – крикнул Ланг.

Взгляд его машинально упал на прибор, показывающий давление масла в левом моторе.

Стрелка на приборе упала почти до нуля.

При таком давлении двигатель проработает минут пять или максимум семь.

– Ложусь на боевой, – крикнул Ланг, – готовьтесь к бомбометанию!

На втором заходе Ланг отчетливо увидал стрелявших по ним.

И так же отчетливо он услыхал удары пуль о плоскости и об остекление кабины.

В их "летающей веранде" начался сильный сквозняк.

Бомбы ушли вниз.

Так как машина на втором заходе шла низко, Ланг по отдаче в штурвале почувствовал упруго нагнавшую их ударную волну от взрывов.

– Все! – подытожил Ланг, – домой уже точно не долетим.

Но Хайфельд тоже не отзывался.

Он лежал лицом на плексигласовом штурманском столике и густая черная венозная кровь заливала его планшетку с картами.

Левый мотор дернулся и заглох. Винт косо застыл в положении на сорок пять.

– Куда садиться? Куда садиться? Сюда на ледник?

Ланг выпустил шасси и опустил закрылки на максимум.

Самолет чиркнул колесами по гребню снежных дюн, подпрыгнул, чиркнул еще и вдруг, зацепившись, утонувшими в снегу колесами, кувырнулся на нос, капотируя и переворачиваясь кверху тормашками.

Больше Ланг уже ничего не видел.

От удара о дюралевую раму он сломал себе шейные позвонки. * точка невозврата – время, когда на обратную дорогу не остается достаточного топлива ….

Смерть старого Фрицци отозвалась в сердце Клауса горечью невосполнимой потери.

Старина Фрицци. Он получил свой первый крест воюя еще в полку, которым командовал отец Клауса.

И вот теперь старый Фриц. Фельдфебель Волленгут будет вечно покоиться в ямке, вырубленной ледорубами своих товарищей в толще далекого от родной Баварии ледника… Заваленный белыми полу-прозрачными глыбами. И с ним, как с истинным воином, потомком древних германцев – в ямке из льда будет вечно покоиться его карабин К-98. Там – в заоблачной стране Валгалле, куда улетают души германских воинов – этот карабин будет с ним. И Волленгут встанет рядом с Зигфридом, победившим дракона и вернувшим нибелунгам их золото – золото Рейна…

Клаус вспомнил строчки из Песни о Нибелунгах, те строчки которые в гимназии он зазубривал наизусть:

Положен у порога был труп богатыря Знал Хаген что Кримхильда едва сверкнет заря Наткнется непременно на тело мужа там К заутрене она всегда ходила в божий храм Забрызган кровью Зигфрид был с головы до ног И своего владыку слуга узнать не смог Хотя зажженный факел в руках его дымил Кримхильду о несчастьи он и уведомил И вот в сырую землю героя опустили Безмерно нибелунги о Зигфриде грустили Был смертью сына Зигмунд так сильно удручен Что больше не видал никто чтоб улыбнулся он.