Лебедев Andrew - Трамвай желанiй

Но то, что жизнь – это вечный поиск компромиссов и искусство жить – это искусство улаживать и сглаживать конфликты, красивые женщины понимают только после того, как эта самая жизнь хорошенько их потрясет. Годам этак к сорока начинает слетать с них спесивость. А с иных и к сорока пяти.

– Не надо было Ритке от Семина уходить? – спросила Рая.

– Не надо было проклинать, – голосом Метрополитеновского сказал кто-то невидимый.

– Что? – переспросил Баринов – Хорошо бы всю эту историю теперь прочитать, говорю, – отозвалась Ольга Петровна.

Нет проблем, мадмуазель, – сказал Баринов, – я в Питере вам эту книжку привезу к вам в вашу поликлинику…

И Баринов, поглядев на молодую красивую женщину грустно подумал, что осталось только два дня, а там в Питере – жизнь совсем-совсем иная. И еще неизвестно, не проклял ли кто его за какие-то его старые грехи? И еще предстоит этот вечно неприятный перелет на самолете, которых Баринов всегда так боялся. А вдруг, в самолете соберется полный комплект проклятых?

А там – а там и до беды недалеко.

Антон открыл глаза. Вынырнул с тысячекилометровой глубины, где провел, наверное, не меньше тысячи лет. Сейчас он все мерил на тысячи, ничего меньше тысячи и представить себе не мог. Свет резал глаза, он хотел прикрыть их рукой. Руки часто не слушались его – были связаны. Лишнее доказательство того, что он и правда оказался в преисподней.

– По-моему, сегодня он выглядит вполне ничего!

– "Вполне ничего" – это такой медицинский термин?! Где этот, как его… "бюллетень"?

Он должен где-то здесь лежать или висеть…

– Где ты такое видела, родная? Во Франции?!

– Клиника высшего разряду, между прочим!

– Знаешь, матери пока ни о чем не говорили!

– Правильно, ни к чему! Впрочем, в ее состоянии ей должно быть все равно!

– О чем ты?! Думаешь, все вот такими становятся. Она все понимает, да и вообще скоро должны ее выписать!

– Что-то странное происходит, не находишь?

– Если ты про мать, то ничего странного – из психушек, знаешь, иногда выпускают.

А вот с ребенком и правда что-то непонятное… Впрочем, вот Каррерас тоже был с лейкемией и ничего – исцелился!

– Да, но не так быстро. Может, все-таки с диагнозом вначале была ошибка…

– Тоже исключено стопудово!

Стали говорить тише, удаляясь.

Антон напрягся. Что за ребенок?! И правда, был какой-то ребенок. Его ребенок?!

Он хотел позвать их, но голоса совсем затихли. Голоса казались знакомыми.

Морочат голову, оборотни. И сочувствие их тоже сплошное притворство, чтобы сбить его с толку, заставить поверить в их обман.

– Антон! Антон!!!

Кто-то звал его или ему это казалось?

Последнее время он провел в одиночестве, даже эти, из комнатки, перестали навещать. Впрочем, это только радовало. Он устал от обвинений, он все признал и хотел тишины. Иногда плакал, и слезы обжигали щеки. А ведь никогда раньше не плакал. Может, потому что не было причин Иногда из рядом появлялся другой – молчаливый и сильный. Антон так и называл его "другой". Его собственный словарный запас сократился, как сократился весь мир вокруг него до видимых пределов. И так было проще, так было лучше.

Другой. Небольшой семантический анализ – другой, друг! Почему никто этого не понял раньше! Открытие радовало. И настоящим другом был этот другой, потому что приносил успокоение. Пахло спиртом, быстрый укол в руку, и наступает блаженная тишина, в которой нет ни голосов, ни теней, ни всяких самозваных прокуроров в черных мундирах.

Сейчас руки были свободны, он поднес их к лицу и рассмотрел. Худые пальцы, ногти грязные. Прикрыл слезящиеся глаза ладонями. Люди или черти, которые стояли поодаль, расплывались в мутной дымке.

– Посмотри, Юра! – знакомый голос резанул по нервам.

Мучительница! Она тоже здесь, в этом кошмаре?! По идее он должен был испытывать радость. Но почему-то не испытывал.

– Здравствуй, папа! – сказал мальчик.

Светловолосый, в аккуратненькой такой рубашечке. Кого, интересно, он называет папой? Да, у него был сын, но это было давно и с ним что-то случилось. Болен был очень. А если не сын, то кто же? Может быть, призрак? Антон думал об этом спокойно, как о чем-то вполне реальном. А почему бы и нет? Теперь все можно. Вот и призраки пошли по земле. Так и должно быть в смутное время.

И мальчики кровавые в глазах! А почему, почему ему не сказали, что с ним случилось? Забыли, как всегда. И эти его вечные посетители в мундирах и без.

Могли и сбросить весточку. По Интернету. А может, и сбросили, да у него нету доступа к компьютеру. Полная изоляция.

– Что ты хочешь сказать папе? – продолжила супруга.

На лице ребенка отразилось замешательство. Конечно, трудно было поверить, что этот страшный человек с бледным изможденным лицом – его отец. Скорее, персонаж из фильма ужасов. Но приходилось верить.

Когда Антон поднял тонкую руку, украшенную следами от ремней, которыми еще недавно привязывали его во время горячечного бреда, за спиной у малыша появилась тень в черном мундире. Антон показал на нее Юрке.

– Вот его берегись! – сказал он. – Хитрый очень!

– Кто? – не понял ребенок.

– Неважно!

Метрополитеновец уже спрятался за шторой. Полоний недоделанный. Метнуть бы в тебя лихо шпажонкой, по-мушкетерски. Последний из мушкетеров. Дворянин-деревенщина.

Аристократа духа из тебя не вышло, зато выйдет аристократ-дух. Вот так каламбурчик.

Но Юрку ни к чему пугать. Сам все узнает.

– Спроси у папы, как он себя чувствует, – подсказывала тень жены.

– Папа, а ты себя лучше чувствуешь? Я не болею, и ты теперь выздоровеешь. Будет здорово. Пойдем куда-нибудь вместе! В кино пойдем, в зоопарк!

Антон попытался улыбнуться – как может лучше себя чувствовать тень или призрак.

А как он может улыбаться? Вот вопрос!

– Я уже больше не болею! – повторил мальчик и замер, ожидая его реакции.

– Такое бывает! – метрополитеновец, хитрый черт, сменил мундирчик на белый халат да и лицо поменял – замаскировался. Но Антон все равно его узнал – эти фокусы не проходят. – Редко, но случаются вещи, которые мы объяснить пока не в состоянии…

Антон ревниво смотрел на то, как он держит сына за плечо. Сына! Ну да, у него есть сын. Этот мальчик – его сын. Настоящий, не призрачный. Он перехватил ребенка за руку – крепко. Желал перетянуть на свою сторону. И это ему удалось.

Замаскированный чертяка выпустил Юрку и отошел в сторону, шептаться с остальными тенями в уголке.

Пусть шепчутся. Мальчик посмотрел в их сторону, ища помощи.

– Расскажи, расскажи! – попросил Антон, отвлекая сына от зловещих силуэтов.

Сейчас ему казалось, что только здесь, рядом с ним, с его больничной кроватью, Юрка находится в безопасности. – Как это "не болеешь"?