Андрей Волос - Победитель

Маленько, конечно, сомневался Трофим в том, что говорили помполиты. Ну да ихнее дело такое — дух поднимать. Сам он не любил увещеваний, и без них всему знал цену, но приходилось помалкивать. В прошлом годе, когда из отпуска вернулся, весь кипя от того, что увидел в родной деревне, черт дернул его за язык. Политзанятие командного состава вел Шклочень, заместитель Примакова, — тоже «червонец», тоже выходец из червонного казачества. [18]Вот Трофим у него и спроси: почему, дескать, в деревне народ голодует и как это объяснить через линию партии. У-у-у! — что началось! Святых выноси!.. Ты, товарищ Князев, то! ты, товарищ Князев, сё!.. Да и вообще, достоин ли ты, товарищ Князев, после таких вопросов ходить в командирах!.. У Шклочня сразу глаза белые, как у дохлого судака. «С такими особый разговор нужен!..» Понятно, что за особый разговор… Хорошо, сам Примаков вступился, маленько урезонил, а то, глядишь, и вовсе… Нет, с ними не поспоришь. Короче говоря, вернемся с победой — и дело с концом!

Трофим мысленно произнес это слово — «вернемся» — и подумал о собственном возвращении… вот не хотел же, не хотел! гнал от себя!.. а вот на тебе: тут же вспомнил вчерашний вечер и беззвучно застонал, заскрипел зубами от злости, отвращения, от стыда и обиды!..

Заворочался, сел, провел рукой по мокрому от пота затылку.

Ах, если бы она была лошадью! Трофим знал, как справиться с любой лошадью, как переучить ее, как заставить быть такой, какой надо!.. А с Катериной ему что делать?.. Он и прежде, когда еще только собирался взять ее в жены, размышлял — не слишком ли хороша для него? Не слишком ли лукавы глаза?.. полны губы?.. нервны ноздри?.. Как теперь с ней быть?.. Может, все-таки удастся как-то исправить?.. Ну вот взять к примеру ту же Муху. Начинаешь останавливать, натягиваешь повод — а чертова кобыла продолжает упрямо бежать! Башку задирает — и хоть что ты с ней делай!.. Есть, конечно, такая штука — мартингал, — система ремней, которая не позволяет лошади закидывать голову. Да на войне, где, бывает, каждая секунда дорога, не повозишься с этим хозяйством…

Но потом в Матвеевском кургане Трофим познакомился с одним донским казаком. Казак оглядел Муху взглядом знатока.

— Хороша у тебя кобыла!

— Хороша, — со вздохом согласился Трофим. — Да вот только…

И поведал свою докуку.

— А! — сказал казак. — Так она у тебя звездочет! Ну, это дело поправимое.

По его совету Трофим взял два сырых яйца. Поехал в степь. Пустил Муху вскачь. Начал останавливать. Муха задрала голову. Тут Трофим как даст ей яйцами по лбу! Яйца вдребезги, белок с желтком текут по морде… Трофим остановил лошадь, слез, стал говорить с ней так, будто она ранена. Домой привел в поводу. Дня два не счищал яйца. Должно быть, бедная Муха думала, что у нее мозги вытекли и сохнут. Запечалилась, стала голову книзу нести… У Трофима просто сердце рвалось на нее смотреть. Зато потом оказалось, что недостаток ее как рукой сняло! Казак толковал, что, мол, раза два-три так придется сделать, а Муха с самого первого перестала быть звездочетом!..

Но ведь то Муха была! Лошадь! Кобыла! А с Катериной как?! Как ему быть с женой его — Катериной?!

Заскрипели тормоза, и он снова встрепенулся…

Вскочил, раскрыл дверь. Светало.

— Ну что ж, аламанщики, [19]— негромко пробормотал Князев. А потом рявкнул со всей решительностью: — Подъем!

Хмурый резидент лист за листом совал какие-то документы в щель бумагоуничтожителя. Бумагоуничтожитель всякий раз радостно взвизгивал. Иван Иванович тупо следил, как в поддон высыпаются праздничные горсти рябого конфетти.

— Не знаю, почему отменили, — ворчливо сказал Мосяков. — У них вечно семь пятниц на неделе. Вчера утвердили — сегодня на тебе: отставить. Наверняка армейские что-нибудь напели… План безнадежен! Почему, спрашивается, безнадежен?! Ну, допустим, в тот раз насчет штурма Арка мы погорячились… теми силами ничего бы не сделали, только личный состав покрошили… Но теперь-то! Батальон в руках! «Зенит»! Часть группы «А»!

Иван Иванович пожал плечами и покачал головой с выражением возмущения — действительно, мол!

— Но, допустим, я с этим соглашусь, — ораторствовал резидент, разливая. — Да, тот еще план. Да, глупо. Да, мало шансов. Да, дворец в центре города. Да, возможны жертвы среди мирного населения. Да, да и да. А дальше что? Решение о силовом устранении Амина принято? Принято. А мы что? А мы сидим тут как!.. — отпил из стакана, сморщился. — Как мешки с говном! По пять раз в день трезвонят — доложите!.. А что касается мирного населения, тоже глупость! Лес рубят — щепки летят!

— Эх, вот если бы он и в самом деле переехал в Тадж-Бек, — задумчиво протянул Иван Иванович. — Тоже, конечно, не подарок. Но все-таки. Дворец стоит на отшибе. За городом. Можно было бы провести полноценную войсковую операцию…

Резидент с горечью махнул рукой.

— Если бы! Говорено-переговорено!.. Не хочет. А ведь какие выгоды! Дворец отремонтирован. — Он начал загибать пальцы. — Оснащен. Удобен. Оборону организовать можно по первому классу. Усилить советским батальоном…

Загнул последний и мечтательно посмотрел на Ивана Ивановича.

— Этот батальон его бы там и!..

— Вот именно, — скривился резидент. — Мечты, мечты!.. Из пустого в порожнее. Не едет, собака.

— Под лежачий камень вода не течет…

— В смысле?

— Подталкивать его туда нужно, — вздохнул Иван Иванович. — Не давать спокойной жизни. Пусть знает, что пока не переедет, его в любую секунду могут грохнуть. А там окажется в полной безопасности!

— Что ты все одно и то же долбишь! Сам знаю, что надо!.. Вот и подталкивай! К завтрашней операции все готово, надеюсь?

— Так точно, все готово…

Резидент помолчал, хмурясь. Потом сказал со вздохом:

— Заговоренный он, что ли? По всему так выходит!..

Плетнев не знал, каким именно камушком является он в цветастом полотне этой многосложной мозаики. Задачу ему ставил Симонов. Вторым номером назначили Астафьева. Вооруженный автоматом и гранатами, он был обязан в случае чего прикрывать отход Плетнева. И лечь костьми, если не будет иного выхода.

Затаились на верхушке заснеженного холма. Каменистый склон, поросший редким кустарником и присыпанный снегом, уводил взгляд вниз, к широкому асфальтированному шоссе. Оно, как всегда в горных странах, выныривало из-за холма и скрывалось за следующим. До ближайшей его части было метров четыреста.

Стояла холодная пасмурная погода. Низкое небо темнело, темнело… тучи ползли по нему, ползли — казалось, с натугой, через силу…

И в конце концов посыпался снег.

— Этого еще не хватало, — буркнул Плетнев.

— Да уж, — отозвался Сергей из-за соседнего камня.