Андрей Волос - Победитель

Тут еще Большаков появился. Кинул на штабель патронных ящиков пару матрасов и тоже стал удивленно рассматривать Зубова.

— Гнилые шмотки-то, — озадаченно сказал Зубов, сиротским жестом протягивая ему руки. — И короткие.

Большаков хмыкнул.

— Да уж… Ну, ничего. Тебе в них недолго воевать. Иголки-нитки есть? Кстати, — обратился он ко всем. — Дополнительные карманы на штаны всем нашить. Ясно?

И похлопал себя по бедрам, показывая, где именно следует нашить дополнительные карманы.

Офицеры проводили его взглядами.

— Патроны насыпать, — понимающе сказал Епишев. — А, ничего! И нитки найдем, и иголки. Одежку подштопаем. Окна завесим, буржуйку раскочегарим — такая житуха начнется, у-у-у-у-у!

Большие окна веранды смотрели в голый, облетевший сад. Черные ветви деревьев под редкими клочьями снега на них выглядели еще более жалкими.

Зато на самой веранде, к холодам как следует утепленной, в больших полубочонках зеленели фикусы, форзиции, широкопалые пальмы, и, если прижмуриться, можно было вообразить, что этот зимний сад не ограничен стеклянными стенами, а простирается дальше, дальше…

Посол США в Афганистане Роджер Тэйт и его частый гость, резидент ЦРУ в Кабуле Джеймс Хадсон расположились за низким кофейным столиком. Чашки уже опустели. Джеймс неспешно курил, стряхивая сигаретный пепел в хрустальную пепельницу.

— На южных границах Советского Союза уже несколько месяцев отмечается повышенная активность. В последнее время стало окончательно понятно, что готовится переброска в Афганистан крупной армейской группировки. И очень скоро.

Роджер Тэйт задумчиво кивнул. Помолчав, спросил:

— Скажите, Джеймс, а вы уверены, что подразделение, передислоцированное из Баграма в Кабул для усиления охраны резиденции Амина, — это советский батальон?

— Совершенно уверен, сэр. Просто военнослужащие переодеты в афганскую форму. Как говорится, хитрость сумасшедшего.

Джеймс загасил окурок, а посол усмехнулся.

Потом вздохнул.

— Да, интересный расклад. Выходит, они простили Амина?

— Выходит так, сэр, — ответил Джеймс, пожимая плечами.

— В таком случае дело может повернуться самым неожиданным образом.

Джеймс вертел в пальцах зажигалку, ожидая продолжения.

Посол рассеянно смотрел в окно.

Хмурое зимнее небо Кабула струило сиреневый сумеречный свет.

— Хафизулла Амин — очень энергичный политик. Очень. Я не могу исключить, что, если Советы окажут ему серьезную военную и политическую помощь, его режиму очень скоро удастся укрепиться по всей стране.

— Согласен, — кивнул Джеймс.

Как говаривал старшина Дебря, «солдат без дела — что душа без тела!..»

Поэтому, как только расставили кровати и раскочегарили буржуйки, Ромашов приказал приступить к посменной отработке приемов десантирования из БТРов и БМП — чтобы не томиться бездельем, а укреплять и оттачивать необходимые навыки. Кроме того, рев БТРов и круглосуточные передвижения должны стать для всех настолько привычными, чтобы в тот момент, когда боевые машины двинутся на дворец, афганцы поначалу не обратили на них внимания.

В первую ночь, как только загрохотали дизели и взлетели осветительные ракеты, бригада охраны всполошилась. Расположение «мусульманского» батальона осветили зенитные прожектора, майор Джандад примчался выяснять, в чем дело. Его успокоили — мол, погода стоит холодная, двигатели надо прогревать. Да и вообще — бойцам следует неустанно поддерживать высокую боевую готовность…

А белый дворец Тадж-Бек гордо высился над этой суетой. Раздоров, имевший за плечами два курса архитектурного, разъяснил бойцам, что здание представляет собой характерный пример колониальной архитектуры — английского классицизма. Его торцы украшали такие, что ли, полукруглые завершения с колоннами — по словам того же Раздорова, они назывались ризалитами. Днем дворец был залит солнцем. Ночью — светом прожекторов. В общем, всегда искрился хрустальным сиянием высоких окон.

Он стоял на вершине скалистого холма. По крутым склонам серпантином вилась подъездная дорога. Выложенная гранитными плитами верхняя часть подножия угрожающе щурилась узкими амбразурами. Вокруг здания и у нескольких шлагбаумов на протяжении ведущей к дворцу дороги стояли посты. Люди в военной форме, копошившиеся у фасада, казались маленькими, как муравьи. Однако следовало учитывать, что они вооружены самыми настоящими пулеметами, автоматами, гранатометами, пушками. Невольно закрадывалась мысль — если и впрямь штурмовать, то ведь пока подберешься, пока будешь мыкаться под шквальным огнем по этому серпантину… в щепу тебя размолотят, в мокрое место!..

На одной их двух башен торчал флагшток, и, если хозяин дворца Хафизулла Амин был дома, над его резиденцией развевался флаг.

Говорили, что внутренняя отделка дворца вполне соответствует его роскошному внешнему виду — мебель ручной работы, ванны, целиком вытесанные из глыб мрамора, ковры, люстры богемского хрусталя, кухня, оборудованная такой техникой, что требует от поваров специальной подготовки, лифт, предназначенный для доставки готовых блюд в столовую…

Но бойцов группы «А» все-таки больше интересовал серпантин. И расположение афганских частей из бригады охраны. Они окружали Тадж-Бек на некотором отдалении. Тут и там торчали заграждения из колючей проволоки, вышки с часовыми, армейские бараки. С одной стороны кирпичные казармы гвардейцев — точь-в-точь как отведенные советским, только достроенные. С другой размещался артдивизион. За дворцом прятался танковый полк…

Главный военный советник Огнев сидел в кабине «засекреченной аппаратуры связи» — ЗАС — с телефонной трубкой в руке и в очень напряженной позе.

— Так точно, товарищ министр обороны! — сказал он.

Далеко-далеко от него — за горами, пустынями, реками, — так далеко, что самому быстрому самолету пришлось бы часов пять кроить крыльями голубой ситец неба — министр обороны Устинов, сидя за рабочим столом, в одной руке тоже держал телефонную трубку, а в другой карандаш.

— Ну хорошо, с этим ясно, — сказал маршал, кивнув. — А как идет подготовка операции?

Огнев выслушал вопрос Устинова, и его лицо приняло выражение еще большей напряженности и непонимания.

Он не знал, о какой операции идет речь.

Однако вопрос прозвучал так, как будто обе стороны были по этой части отлично осведомлены и спрашивавший не предполагал, что тот, у кого спрашивают, хоть сколько-нибудь затруднится с ответом.

Главный военный советник еще раз мгновенно и лихорадочно пробежался по обширному пространству своей памяти — и, к большому его сожалению, опять безуспешно.