Павел Верещагин - Охота на Пушкина

Лопатин и Пушкин следили за их спором, затаив дыхание. Постепенно жар препирательств начал спадать, Севастьяныч, видимо, уступал, и спорившие наконец договорились.

Севастьяныч опять уселся за руль свой машины, подал ее задом к кусту орешника, открыл вверх заднюю дверцу машины и достал кусок лежащего в багажнике брезента. Они с Пистоном расстелили брезент рядом с трупом, потом подхватили покойника под коленки и подмышки и переложили на брезент. Севастьяныч умелым движением стянул углы брезента узлом, подельщики подхватили получившийся куль, мелко семеня, поднесли его к автомобилю и перевалили в багажник. Севастьяныч навалил поверх криминального груза какие-то строительные мешки и коробки, они с Пистоном с разных сторон забрались в машину, хлопнули двери, «Нива» взревела и резко взяла с места.

Лопатин и Сашка переглянулись и вздохнули, наконец, с облегчением.

«Нива» на хорошей скорости катила по шоссе по направлению к городу.

Пистон, сидевший на переднем пассажирском сиденьи, с самодовольным видом вертел головой по сторонам.

Севастьяныч, он же Платов — а роль могильщика, как легко догадаться, исполнял именно он, — не отрывая глаз от дороги, сдернул с головы грязную ушанку, не глядя бросил ее куда-то назад и расстегнул ватник.

Он покачал головой.

— Ну, ты… даешь! — сказал он. — А если бы они не перешли на другую сторону озера? Или бы вообще решили вызвать милицию?

— Если бы да кабы! — передразнил его Пистон. — Ты не в Чикаго! Какой русский бизнесмен захочет вызвать милицию? Не смеши народ!

— Ну что, блин, скоро? — вдруг раздался сзади злой голос. Платов вздрогнул.

Пистон подождал еще немного. Потом сказал:

— Все. Можешь вылезать.

Платов услышал сзади звуки возни, коробки и мешки зашевелились, из-под них показались сначала руки, потом плечи и, наконец, голова покойника с кровавым месивом вместо левого глаза.

— Пистон, а ты погрязнее ничего не мог на меня навалить? — зло спросил покойник. — Всю рожу какой-то мукой запорошило!..

— Что было, то и навалили… — отозвался Пистон.

— И такое приходится терпеть за какой-то жалкий косарь!

Пистон ничего не ответил.

Голова с синюшным лицом принялась озираться по сторонам, пытаясь сориентироваться, далеко ли до города.

— И вообще! Сволочи вы! Я сорок минут на холодной земле провалялся. Ждал, пока вы по телефону наговоритесь.

— Меньше нельзя было. Вышло бы ненатурально… — заметил Пистон.

— Ну и замерз же я! — сказало лицо. — Бляха-муха! Что у тебя такая машина холодная! — обратился он к Платову. — Да еще изваляли всего! Выпить ничего нет?

Платов пожал плечами — откуда? — но Пистон нисколько не удивился. Он полез куда-то во внутренний карман и вынул плоскую фляжку. Во фляжке оказался коньяк.

Покойник с удовлетворением принял фляжку, запрокинул голову и не опускал ее до тех пор, пока туда не вылилось все содержимое до последней капли.

— Во! Так уже лучше! — сказал он.

Пистон неодобрительно покосился через плечо.

— Ты бы, Боря, глаз-то отлепил. Скоро в город въедем. Менты остановят — проблем не оберешься.

Боря презрительно скривился, показывая свое отношение в ментам, но все же подцепил ногтем где-то у себя возле уха и, как кусок глазуньи, отклеил от глаза гуттаперчевую заплатку с кровавой раной. Под заплаткой оказался обычный левый глаз. Такой же злой, как и правый. В зеркальце заднего вида на Платова глянуло небритое худое лицо с выражением голодной решимости.

Лицо показалось Платову знакомым. Кажется, он видел его по телевизору где-то в эпизодах. А может быть, и нет.

Боря опять принялся озираться по сторонам, выглядывая в окна. За окнами уже начались городские окраины.

— А что у нас с бабосами? — спросил он.

Пистон небрежно достал из кармана пачку, аккуратно перетянутую резиночкой, отсчитал положенное и протянул через плечо назад.

— Ага, — удовлетворенно сказал Боря. Он, не глядя, сунул деньги в карман рубашки. — А дополнительные когда будем делить?

— Дополнительные к вам отношения не имеют.

— А жаль! А ты, Пистончик, выходит, поболее нашего заработаешь?

— А что ты сравниваешь? Ты в кустах повалялся полчаса. А я два месяца этого Пушкина обрабатывал. Одной только водки сколько пришлось выпить! Прикинь!

— Ладно, я не в претензии. Только мало ты, Пистон, с них слупил. Гадом буду, мало. Такие перцы сладкие. Они бы вдвое легко отстегнули. Кроме шуток!

Пистон ничего не ответил.

— Тебе куда? — спросил он у Бори.

— Высадите меня у кабака какого-нибудь подороже. Пистон досадливо крякнул.

— Ты ж уже выпил… — сказал он.

— Кто?! Я?! Разве это выпивка? — Боря с недоумением глянул на пустую фляжку в руке и отбросил ее в угол. — И потом, я не за выпивкой. Мне туда, где публика пошикарнее. И девочки… Нужно снять стресс…

— Э, зря я тебе деньги отдал, — сказал Пистон. — Ты до дома ни копейки не довезешь. Надо было Женьке половину… Чтобы хоть дочке что-то перепало…

— Ничего… Обойдутся. Я на той неделе им деньги давал.

— Ребенок же… Жалко…

Боря пожал плечами. Пусть привыкают. Их дело бабье…

— У тебя ж к вечеру ничего не останется. Все деньги спустишь…

— Это не деньги… — презрительно сказал Боря. — Деньги — это хотя бы пятьдесят кусков. А это — так… Помог приятелю по старой дружбе…

Пистон промолчал.

— И вообще, — уверенно сказал Боря. — С деньгами нужно легко расставаться. Начнешь маромойничать, крохи копить — тысяча здесь, пятьсот там — и пропадешь совсем.

Пистон не стал спорить. В этих словах была доля правды. Кроме того, у каждого должен быть свой подход к деньгам.

— А здорово ты это… Труп изображал, — проговорил Платов. — Я в какой-то момент подумал, что ты, вправду, помер. Что застрелил тебя этот Лопатин с испугу…

Боря махнул рукой — пустяки! Хотя в ответ на похвалу в его глазах на мгновение что-то потеплело.

— Это его фишка, — рассмеялся Пистон. — Лучший покойник Российской Федерации. Стольких переиграл!.. Боря дыхание останавливает на три минуты. Почти мировой рекорд! Даже сердце может остановить.

Боря опять махнул рукой. Пустяки. Как говорится, джентльмен в поисках десятки.

— А как вы это… Чтобы кровь текла… А потом вроде как остановилась?

— Ребята бутафоры выручили. С киностудии. Заливаешь в баллон томатный сок. А на дно мякоти. Короче, технология. У них еще не то есть.

Только когда «Нива», рыча, взобралась по мокрому откосу и скрылась из глаз, сидевшие в укрытии Лопатин и Сашка, наконец, позволили себе расслабиться.

Сашка полез куда-то во внутренний карман, достал из специального кармашка сигару и закурил. Лопатин довольствовался леденцом из жестяной коробочки.