Ядвига Войцеховская - Крестики-Нолики

Можно сказать, к тридцати годам я стала просто экспертом в области дерьма, и никак не меньше.

Дерьмо могло быть из серии серединка на половинку — или от начала и до отбоя. Для него можно было придумать целую классификацию. Я могла стать её изобретателем, если бы захотела.

Ну, правда, я помалкивала об этом — иначе меня сочли бы дурой, а то и кем-нибудь похуже. В перечень моих жизненных принципов не входил пустой трёп. Просто потому, что он не приносил наличных.

Да, я могу написать об этом самыми настоящими буквами, сложив их вот в эти настоящие слова — и мне ничуть не стыдно. Я даже могу сказать это вслух — и мне снова не будет стыдно. И — вот честно — я не знаю, почему мне вообще должно быть стыдно за то единственное, что я действительно умею делать, даже если это можно назвать только словом "дерьмо"?!

Какая разница, как и что назвать, если это что-то приносит неплохой доход? Особенно в стране, которую никто не смог расколоть ни по национальному признаку, ни по политическому, сколько ни пытался. Но которая раскололось в итоге на людей-с-деньгами и всех остальных.

И я уж точно не относилась к первым. По крайней мере, пока.

Однако я надеялась, что это хотя бы когда-нибудь случится.

Не все, однако, такие, как я. Мне достаточно сунуть два пальца в рот, — да и проблеваться так, что дым из ушей. А на следующий день я уже не помню ничего из того, что помнить не следует. Один мой друг — он когда-то служил снайпером в горячей точке, где ему напрочь отшибло мозги, и потому общение с ним было весьма своеобразным, — раз стал говорить какую-то чушь про то, что нельзя смотреть в глаза, когда знаешь, что вот этого типа надо завалить, но я не слушала. Зачем, если всё одно — у меня свой способ. Действенный, ребята, честно, я не вру. Я вообще никогда не вру.

Ну, по ходу пьесы, я немного преувеличиваю, если вдруг говорю, что мне не нужны деньги. Где вы найдёте того, кому они и вовсе не нужны? Разве только на том свете. Рабочие пахали на заводах, толпы клерков каждое утро целеустремлённо пёрли в свои офисы, торгаши вставали за прилавки, а за их спинами, где-то там, в тени легального бизнеса, маячили мы. Понятия не имею, при каком строе было бы лучше, но сейчас мне явно жилось просто зашибись, потому что всё, что я делала, оплачивалось хрустящими бумажками с надбавкой за стрём.

Конечно, а то нет, о чём разговор? Деньги были нужны и мне. Родители сподобились оставить в наследство только красивую фамилию, родословное древо — и банковские счета, превратившиеся в ничто после дефолта. Едрить твою налево, и ещё кто-то говорил, что я должна была сидеть тише воды, ниже травы и дальше трястись над кучкой медяков, что оставили мне папаша и мамаша?! Ни черта подобного. Единственное, что осталось у меня в целости и сохранности — вот эта самая кровь. Но её нельзя было ни съесть, ни превратить в наличные. Её бы даже не хватило надолго, если бы я поехала чердаком и решила торговать ею в розлив — а ни на что другое она не годилась.

Сначала я подвизалась в городе в качестве не-разбери-поймёшь-кого. Грязная халупа на окраине — да только меня это волновало мало, потому что я приходила туда только ночевать, да и то не всегда. А днями напролёт я рассекала по городу — "сотка за пакетик, чувак, и если ты попробуешь слинять, я размажу тебя по стене…", "А сейчас товар подорожал, двести — или я ухожу…"

Мы работали на пару с совершенно беспринципным кексом по имени Ник — ничего личного, всего лишь бизнес. Однажды была моя очередь разгребать дерьмо — то есть, что-то срочно делать с придурком, который был готов бежать и сдать нас властям. Завалить его не стоило ровным счётом ничего — кроме того, что после ко мне подкатил солидный дядя с предложением, от которого я по идее не могла отказаться.

А потом солидный дядя был послан далеко и надолго, а я снова оказалась в ситуации, когда не каждый вечер знаешь, что утром найдётся, чем позавтракать. Наверное, это было какое-то завихрение, либо я начиталась тупых книжек про свободу личности и всё такое прочее, но я предпочла бы лечь на дно и полгода питаться хлебом и картошкой, нежели угодить в кабалу. Каждое утро я видела политиков, которые садились в чёрные машины с мигалками, и мне было глубоко насрать, к какой партии принадлежит очередной жирный урод, из-за которого мой автобус влип в пробку, как муха в мёд. Это был просто очередной жирный урод, у которого имелось денег больше, чем он мог пересчитать. Ещё мне, как оказалось, было глубоко насрать, что жирные уроды готовы платить за мои услуги. Это было бы как раз что-то сродни торговле в розлив собственной кровью, и я благоразумно сделала ручкой, при этом серьёзно опасаясь, что мне тут же отвертят башку. Однако солидный дядя не настаивал — к нему стопудняк выстраивались очереди желающих заполучить "работу для настоящих мужчин". Кому-то было по кайфу уехать к чёрту на рога, на задворки страны — от карточек на водку и сахар и от переполненного метро. Ну, а мне по кайфу было тусоваться именно в этом городе именно этой страны. Я вообще не интересовалась ни политикой, ни географией, по которой в школе у меня была хлипкая тройка, да и то только потому, что я могла вскочить и лихо отбарабанить, как называется столица нашего государства — а остальных тридцать человек этот вопрос ставил в тупик. У меня были другие приморочки. Кроме того, скажи я сейчас, что это было за государство, от задворок которого я увильнула, я бы наверняка лоханулась: только на моей памяти страна меняла название раза три, и сейчас я не могла с уверенностью заявить, что живу там-то и там-то. И этот набор букв, как ни крути, относился к тем приморочкам, которые интересовали меня уж точно не в первую очередь…