Сабир Мартышев - Дурная кровь (редакция 2003 г)

– Лёш, – вздохнул я, – хоть ты объясни, что здесь происходит.

– А мне почем знать? Вот, увидел вас и подошел поздороваться. Опять Вера, небось, фортеля выкидывает.

– Это я уже и сам понял. Все это, – я развел руками, – в чем тут дело? Вера сказала, что это гей-клуб.

– Вообще-то, это не совсем так. Здесь, конечно, собираются педики, и лесбиянки, как видишь, но не они одни. Здесь так же собирается то, что называется богемой. Ну, знаешь, золотая молодежь. Хотя по мне, что педики, что богема – один хрен. Все они одинаковы, тупые, инфантильные сосунки.

– А что сегодня здесь происходит? Ты упомянул вторник.

– У нас это называется цветной вторник. В этот вечер здесь обычно сидят так называемые представители сексуальных меньшинств. И только они.

Последние слова он произнес с явной издевкой.

– Голубые?

– И розовые тоже, я про девчонок. А чуть позже приходят взрослые папики, и снимают себе того, кто согласится. Соглашаются почти все – купить новую шмотку каждый хочет, но ведь на это нужны деньги.

Я оглядел сидевших парней и девчонок внимательней. Если бы мне не сказали, что они проститутки, я бы сам не подумал. С виду вполне обычные.

Рассматривая это «потерянное поколение», я подумал: Kook это не гей-клуб, а бордель. Несмотря на свою дороговизну и крутость простой бордель. От этой мысли мне стало гораздо легче, и я почувствовал себя гораздо свободнее.

– Кстати, о папиках. Кое-кто из них уже пришел, – Леша кивнул на мужчину, недавно подходившего к нам. – Хотя, как мне кажется, тут все давным-давно друг друга перетрахали. Новых задниц, пардон, лиц я здесь уже давненько не видал.

– И как здесь публика? Разнимать часто приходится? – поинтересовался я.

– Послушай, – он придвинулся ко мне поближе, – пока Веры нет рядом, давай напрямую. Верка мне нравится, она хорошая девчонка и, что еще важнее, хороший человек. Как ты уже понял, я не ее брат. Но это не имеет значения – с тех пор, как мы познакомились, я все время исполняю роль этого самого брата. Несколько раз вытаскивал ее из разных ситуаций, в которые она влипала. Не то чтобы по глупости, но…

Он замялся в поисках нужного слова.

– Короче, мне кажется, ты ей нравишься. Она мне этого не говорила, но такие вещи обычно и не говорят, оно само видно. С другими парнями она обращалась, как со швалью. Никогда не появлялась с ними на людях, словно стыдилась. А ты… с тобой у нее все по-другому. И поэтому я ничего ей не сказал о том случае. Ни-че-го. Думаю, если ты ей так нравишься, то заслуживаешь этот шанс. Считай, что ничего не было, а дальше разбирайтесь сами.

Я не мог ответить иначе, кроме как:

– Спасибо.

– Ты, самое главное, не подведи ее.

Пообещать ему это я уже не успел, потому что неподалеку показалась Вера. Наши взгляды устремились в ее сторону, и тут у меня еле слышно, на фоне льющейся отовсюду музыки, запиликал телефон. Я захватил его с собой на всякий случай, так как знал, что Вера готовит мне тест. Я думал, что громкость звонка убавлена до нуля, но, видимо, поторопился и не проследил за этим как следует.

Ловким движением я запустил руку под кофту и на ощупь нажал «Cancel». Лешик бросил на меня выразительный взгляд, но я покачал головой – ничего особенного. Вера звонка не услышала.

– О чем вы тут болтали без меня? – поинтересовалась она, приблизившись к нам.

– А о чем могут говорить два симпатичных парня в гей-клубе?

Она звонко рассмеялась моим словам, откинув голову назад. Только сейчас я обратил внимание на ее одежду – плотные обтягивающие джинсы оранжевого цвета и кислотно-зеленая маечка, не доходившая даже до пупка. Блестками на маечке было выведено «Young, Dumb & Full of Cum». Если она хотела изобразить из себя шестнадцатилетнюю соску, то это ей почти удалось.

– В таком случае пошли, – сказала она и потянула меня за руку.

– Куда?

– Знакомиться с аборигенами.

Алексей тоже встал:

– Ладно, я пошел смотреть за порядком и все такое. Если что, зовите.

Вера кивнула и, потащив меня за собой, направилась к одному из столиков, за которым сидела группа молодых людей.

Проходя мимо меня, Алексей едва слышно бросил:

– Не забудь тост.

Глава двадцать вторая

Укрощение строптивого

«Не забудь тост». Это могло означать только одно – Алексей знал или хотя бы догадывался о том, что все происходящее является очередным тестом Веры. Эх, если бы Вера пришла на пару минут позже, я бы успел выведать у него суть проверки и то, как мне лучше вести себя этим вечером. Теперь же придется действовать вслепую.

Насколько я помню, последние два тоста, произнесенных Алексеем, были «За стойкость духа» и «За прямоту». Учитывая, что это первый тест, проводимый Верой после ее возвращения, то, получается, она будет проверять мою стойкость духа.

Действительно, где как не в гей-клубе можно проверить стойкость духа? Тем более что голубых я никогда не понимал. Впрочем, если Вера хочет проверить, смогу ли я сдержаться и не показать своего отношения к ним, то – пожалуйста. Я спокойно стерплю все, что будет происходить сегодняшним вечером. И пройду этот дурацкий тест.

Мы приблизились к одному из столиков в глубине зала. За ним сидели, как я понял, те самые представители меньшинств, о которых говорил Алексей – парни в возрасте от шестнадцати до двадцати с хвостиком. Они замолчали и уставились на нас. Тогда Вера взяла инициативу в свои руки.

– Привет, вы не знаете нас, а мы не знаем вас. Мой брат, Павлик, – слегка на распев произнесла она и ткнула в меня большим пальцем, – стеснялся придти сюда, хотя я знаю, что его тянет к мальчишкам. Он еще ни разу не пробовал, но в последнее время только об этом и думает. Поэтому я и затащила его сюда, хотя сама бываю здесь редко. Меня зовут Вероника, и я лесбиянка.

Я удивился не столько смыслу сказанного, а тому, как это было сказано. Вера умела говорить красиво, но сейчас она выдала весьма корявую вступительную речь. С чего бы это?

Геи молчали, продолжая разглядывать нас.

– Ну, что же вы, мальчики, совсем новичков в свои ряды не принимаете? Я-то думала, среди вас девственники ценятся.

Они по-прежнему молчали. Такой прием меня начал напрягать. Почему они молчат? Если им что-то не нравится, то могли бы просто по-человечески послать.

– Как знаете, ребята. Не хотите знакомиться, не надо, а мы пойдем к другому столику. Счастливо оставаться. Тоже мне, продвинутые молодые люди.

Последние слова она произнесла уже разворачиваясь, однако ее остановил голос сидевшего в центре:

– Постой-ка.

Я посмотрел на того, кто нарушил молчание. Парень лет девятнадцати, немного взъерошенные мелированные волосы, тонкие очки в роговой оправе. На нем была надета черная, плотно обтягивающая майка с короткими рукавами, на которой белыми буквами было выведено Degenerate Art [15] Degenerate Art (англ.) – «вырождающееся искусство». Термин, появившийся в нацисткой Германии в начале тридцатых годов двадцатого века, который обозначал почти все формы искусства неарийского происхождения, а также все модернистские виды творчества. В качестве синонимов также употреблялись «еврейское искусство» и «большевистское искусство». . Он прищурившись смотрел на меня, и через некоторое время я отвел взгляд.