Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

— Вы, — прошу смиренно, — скажите ей сами, пока я здесь. И Королю сообщите на всякий случай по телефону.

— Ладно, — соглашается, — позови Сарру, — ставит резолюцию на заявке и отдаёт мне, а я опрометью бросаюсь выполнять важное распоряжение. Да и подумать надо, как быть в новой матовой ситуации. Только в дверь…

— Подожди, — останавливает начальник и молчит, бесцельно перекладывая бумаги на столе. Собрался с духом и мажет новую чёрную полосу на моём дне: — Не будет тебе квартиры как обещал, — и глаза прячет. — Профком, партком и комсомол отказали, а я не сумел отстоять. Однокомнатную отдали Зальцманович, остальные — семейным. — Поднял глаза: — Говорил я тебе — женись! Тем более что и невеста есть. Чего тянул? — нападает, защищаясь. — Твёрдо обещаю, — продолжает, но зуб ногтем не дерёт, так я ему и поверил во второй раз, — в следующем доме обязательно будет, своей властью дам, — мог бы и сейчас, думаю, да не захотел с новым техруком ссориться, — только женись. — Стою, слушаю с опустошёнными мозгами и скрючившейся душой и ничего не хочу: ни месторождения, ни квартиры, ни невесты, ничего… оставьте, наконец, меня в покое, а то чокнусь. Вышел молча от щедрого начальника, не умеющего держать слово или не считающего обязанным держать его для подчинённого, и побрёл, оплёванный, старческой шаркающей походкой в камералку. Поздоровался чуть слышно. Без Коганши и Траперши стало пусто и очень тихо — никакого жужжания. Гляжу, Розенбаум со своими двумя техниками уже, счастливец, дремлет. Дверь в техруцкую келью приоткрыта. Заглядываю:

— Вас вызывает начальник. — Больше мне здесь делать нечего. Выхожу в коридор, а навстречу — старая любовь: Алевтина. Увидел её, и как молнией по башке.

— Алевтина Викторовна! — ору, забыв про все предательства. — У вас есть анализы по пробам, что вы отбирали на Угловом по детализационным маршрутам?

— Что так срочно? — улыбается дружески — ну, женщина! — Даже не поздоровались.

— Здрасьте, — отвечаю послушно, — так есть?

— Не знаю, — морщится, — пойдёмте, узнаем в лаборатории. — Да, — сообщает в нетерпении, — я теперь старший геолог.

— Поздравляю, — говорю без энтузиазма. Мне её повышение до фени, мне анализы позарез нужны. Оказалось — есть! Ура!.. Ура!.. Заявку, что подписал Шпац, скомкал и выбросил.

— А что случилось-то? — любопытствует женщина. — Почему такая спешка? — интересуется старший геолог. Я смеюсь, мне радостно, сейчас для меня все люди хорошие: и она, и Сарнячка, и Шпацерман…

— Месторождение, — подмигиваю, — наклёвывается.

— Ещё одно? — ехидничает.

Подожди, злюсь за сравнение, скоро не так запоёшь, товарищ старший геолог, это я тебе говорю, лучший начальник отряда. Проглотил обиду, прошу полевые журналы, чтобы расписать анализы по маршрутам и пикетам и вынести на свою схему. Для нанесения маршрута понадобятся и свои журналы, не забыть бы. Пошли в контору, беру журналы и больше мне здесь делать нечего. Только намылился на выход, Шпац выходит из кабинета.

— Зайди. — У него сидит и. о. техрука, шваркнула по мне жёлтым взглядом и отвернулась. — Король, — сообщает начальник то, что я и без него знаю и в чём не сомневался, — требует, чтобы ты подготовил и передал материалы, поскольку знаешь хорошо. — Сарнячка тоже разжала ядовитую пасть, обнажила клычки и дарит настоящую новость:

— Дрыботий с Антушевичем настаивают, чтобы ты занялся проектированием на следующий год и был бы автором геологического отчёта за два года, — скромно потупляется и тихо добавляет, — вместе со мной.

Сам не ожидая, я расхохотался, и чем больше глядел на их недоумённые постные рожи, тем больше ржал, захлёбываясь нервным смехом. Надо же — всем я, оказывается, нужен, везде нужен — во всех дырках затычка, что они без меня? Нуль с минусом! Ничего не могут. Еле унялся, глаза вытираю, говорю покровительственно:

— Вы пока решите между собой, чем мне заняться, а я пойду собираться, — и уже на выходе Шпацерману: — На машине не подбросите?

— В ремонте, — цедит сквозь зубы.

— И на том спасибо, — благодарю, вспомнив, что видел, как сломанный газик резво выкатил за ворота.

Собраться мне, холостому и вольному — дело минутное. Вскинул на плечи почти не разобранный рюк, и давай бог ноги из этого змеепитомника, проверить, как там мои будущие семейные кандалы. Открываю дверь в знакомый цех по ремонту человеческих деталей, вижу, плетётся по коридору знакомая до боли в колене фигура.

— Ксюша! — зову. Лениво оборачивается, зевает, аж скулы разъехались наперекосяк.

— А-а, это ты, Лопушок? Пришёл устраиваться на зиму?

— Ага, — подтверждаю догадку доброй сестры, — есть местечко потеплее?

— Есть, — радует, — в реанимации свободно.

— Придержи, — прошу, — лет через пятьдесят приду.

— К тогдашнему времени, — не жмотится, — я тебе теплее местечко приготовлю — деревянное с красным крепом.

— Договорились, — соглашаюсь и меняю интересную тему на более интересную просьбу: — Будь другом, позови, — прошу, делая скорбные глаза, — Марью. Срочно надо. — А зачем срочно, не знаю. Что скажу-то? А-а, ладно, думаю, спрошу про экзамены, волновался, мол, как сдала сессию. Может, какие задачки по математике и физике надо помочь сделать?

— Вам, мужикам, — ворчит Ксюша, — всегда нас срочно надо, а потом в упор не видите. Сейчас поищу, — и уходит. Через пяток долгих минут возвращается, не спеша: — Не может — на операции.

Вот и ещё одна тёмная полоска в сегодняшнем беспросветном дне. Как это не может, злюсь, когда родной жених пришёл по срочному, неотложному делу, не пожалел своего дорогого времени? Сломя голову должна бежать, повиснуть на шее, горячо шептать в ухо, что рада, что любит… стоп, стоп — разогнался, идиот! На такие слова придётся отвечать своими, а мне ещё материалы передавать, и квартира умыкнулась. Другие, вон, хирурги, перекуривают во время операции, бросив истекающего кровью недорезанного пациента на произвол судьбы, а она, видите ли, не может. Цаца какая!

— Чё передать-то? — обрывает невесёлые мысли Ксюша.

Встряхиваю кудрями, разросшимися опять как попало, собираю волю в… Почему её собирают в кулак? Посмотрел на свой — много не поместится, да и на отшибе от основного тела зачем-то. Нет, я собираю её, я чувствую, чуть повыше пупка, в месте с красивейшим названием — солнечное сплетение, там она у меня отныне будет, железная, покоиться. Собираю и небрежно прошу:

— Передай, — говорю, цедя весомые слова сквозь непреклонно сжатые зубы; одного у меня, правда, нет, и сквозь дырку просачивается лишнее, — что я не приходил. Всего вам, — и ухожу в полной уверенности, что обязательно сообщит о том, что приходил её чокнутый, а невеста обязательно примчится в приют, чтобы узнать, хотя бы из женского любопытства, зачем приходил. Я, знаток женских душ, никогда не ошибаюсь. Шестеро меня бросили, а уж сколько я — и не перечесть… Усмехнулся весело, освобождённо, и прямиком в тайгу. Торопиться, думаю, не буду, как бы ещё не случилась какая-нибудь чёрная полоса, приду затемно, в темноте цвета не различишь.