Александр Анянов - Рожденные ползать

Тихонов лихорадочно схватился за рацию. Он очень долго что-то выяснял и, когда, наконец, понял то, что всем стало ясно и без всякой рации, громко заорал на всю стоянку:

— Вы что, заснули гугеноты? В темпе вальса снимаем вооружение, потом самолеты отбуксировать назад на ЦЗ. Панин остается за старшего. Ясно? Все, я уехал!

Под недоумевающими взглядами своих подчиненных инженер уселся в тягач и убыл. Мы остались одни. Из-за капонира выходили наши товарищи с такими же ошалевшими, как и у нас лицами.

Первым пришел в себя Петров, прокомментировав происшедшее:

— А это еще что за************************************************?!

Его слова выражали крайнюю степень возмущения и едва ли имели перевод на русский язык.

— Наверное, в баньку вместо осмотра поехали, — предположил Панин. — Нужны им наши железяки!

— Скорее, все гораздо проще, — помотал головой опытный Борзоконь. — Какой-нибудь генерал решил отличиться и так, на всякий случай, затеял всю эту кутерьму. А вдруг первый секретарь выкажет желание технику посмотреть. Представляете, босс только подумать успел, а у него все уже готово. Вот это исполнительность! Однако товарищ Слюньков в этот раз видимо предпочел посмотреть устройство русской бани. Надеюсь, что тот шустрый генерал и такой вариант предусмотрел. Кстати, аналогичный случай произошел с нами в Закавказском военном округе…

Однако все настолько устали, что в этот раз ни у кого не возникло желание слушать рассказ капитана.

— Дед, — прервал его Панин, — давай в другой раз. И потом обратился ко всем присутствующим: — Вы что, ночевать здесь собрались? А ну навались всей кодлой! Чем быстрее закончим, тем быстрее отдыхать поедем.

Едва стоящие на ногах люди, потащились снимать боеприпасы.

Мы почти заканчивали свою работу, и отдых уже казался нам таким же близким, как крах империализма. Однако когда мы, наконец, добрались до последнего самолета, дружный мат потряс аэродром. МиГ стоял, как гроздьями винограда весь увешанный сотками. Бомб было целых двадцать две штуки.

Все взгляды одновременно скрестились на начальнике группы вооружения.

— Ты что сдурел, Вова, столько понавешал? Мы тебе, что лошади? Сейчас сам один все снимать будешь! — раздался чей-то злой голос.

Бедный Синицын лишь недоуменно пожал плечами — мол, мне приказали, и я сделал. Однако тех, кто отдавал приказ, здесь не было, а Вова присутствовал. Вооружейник, всерьез опасающийся за свое здоровье перед лицом смертельно уставшей и озлобленной толпы, что-то лихорадочно соображал.

— Ладно, сейчас что-нибудь придумаю, — сказал он, наконец, и полез в кабину самолета.

Прошла пару минут, Вова продолжал колдовать в кабине. Мы молча наблюдали. Внезапно послышались какие-то щелчки, а за ними страшный грохот. Бомбы, как горох посыпались на землю, глухо ударяясь о бетонку, сдирая краску и сминая стабилизаторы друг другу. Через несколько секунд все было кончено.

В полной тишине вооружейник спустился по стремянке на землю и подошел к ошалевшим товарищам.

— Ну вот, — сказал он. — Теперь только погрузить осталось.

Нас словно прорвало. Накопившееся за день нервное напряжение требовало выхода. Все вдруг бросились к Синицыну, организуя свалку, которая обычно бывает на футбольном поле после забитого гола. Офицеры обнимались, хлопали смущенного рационализатора по плечу, дружески тыкали в бок кулаком.

— Молодец, Вова! — неслось со всех сторон. — Смотри-ка и от вооружейников иногда толк бывает!

Даже Женька, до сих пор не простивший Синицыну повреждение его самолета, хлопнул Вову по плечу и восхищенно произнес:

— Дурак-дураком, а умный!

У нас открылось второе дыхание. Техсостав в бешеном темпе загрузил остатки боеприпасов на тележки и затем отбуксировал самолеты на стоянку.

Через полчаса мы уже сидели в тягаче и ехали в казарму отдыхать.

— Все, — сказал Петров, с комфортом развалившийся на деревянной скамейке, благо кузов машины был полупустой. — Надоело. Поеду сейчас в Лунинец, пивка попью.

— Ты что, Жека? — удивленно посмотрел на техника Панин. — Мы же здесь на казарменном положении.

— Плевать! Начальство творит, что только захочет, а мне значит ничего нельзя? Я может, тоже в баньку бы поехал после тяжелого трудового дня.

— Да брось ты, — поддержал старшего техника Дед. — Ты что пацан, что ли восемнадцатилетний, чтобы в самоход через забор лазить? Неужели до возвращения назад потерпеть не можешь?

— Пошли вы все в тридевятое царство со своими советами, — беззлобно отреагировал на уговоры Петров.

— Что, и даже я, твой бригадир? — весело поинтересовался Панин.

— Нет, Панин, ты оставайся. Даже если все развалится, ты все равно останешься. Потому что на таких, как ты дураках эта армия только и держится.

С этими словами Женька привалился к спинке сидения и мгновенно уснул.

На следующий день рано утром третье звено в полном составе пошло в столовую на завтрак. Не было только Петрова, он так до утра и не вернулся из города. Наш путь пролегал мимо контрольно-пропускного пункта гарнизона.

— Ух, ты, гляньте-ка! — внезапно воскликнул Дед.

На площадке возле КПП стоял «Уазик» с красной надписью «Военная комендатура». Из него вылезал Петров в сопровождении какого-то краснопогонного капитана. Женька был в гражданской одежде.

Из проходной на встречу им шагнул начштаба-2 Чернов. Он поздоровался с капитаном за руку, потом вместо приветствия кинул злой взгляд на техника. Представитель комендатуры тут же сел в машину и уехал, а наши офицеры остались стоять на площадке. Видно было, как начальник штаба раздраженно жестикулирует, а Петров в ответ лишь виновато пожимает плечами, оправдываясь.

— Давайте подождем Жеку, — предложил Панин. — Узнаем, что там у него случилось. Чувствую, самоход закончился неудачно.

Пройдя через проходную на территорию гарнизона, начальник штаба и нарушитель воинской дисциплины разошлись в разные стороны. Наш товарищ, увидев, что мы стоим и ждем его, направился к нам.

— Ну, мужики, в такую историю попал, — начал он, не дожидаясь расспросов. — Пошли, пожрем чего-нибудь. По дороге расскажу.

Мы направились в столовую, а Женя начал свой рассказ:

— Добрался я на перекладных до города, нашел пивняк. Короче, все путем. Только начал выпивать, заходит одна подруга. Очень даже ничего. Все при всем.

Петров широко развел руки, показывая размеры достоинств этой неведомой нам женщины, чтобы мы лучше представили картинку. Мы представили и оценили по достоинству.

— Заходит и сразу ко мне. Мол, не угостите ли пивом? А, я что? Садись, говорю, не жалко. Так и познакомились. Через некоторое время выясняется, что у нее запасной аэродром свободен. Короче, загрузились горючкой под завязку и взяли курс на ее базу.