Чезаре Дзаваттини - Слова через край

Воспользовавшись бездеятельностью противника, Тото отправился в полном одиночестве полюбоваться на поля, простиравшиеся к югу от лачуг. Тихий и безмятежно спокойный пейзаж всегда приводил его в восхищение. «Я теперь могу сделать его еще красивее», — думал Тото с гордостью.

Но было ли это возможно? Вечерние тени одели в бархат коричневые пашни, и более нежную дымку, чем эта, без сомнения, нельзя и придумать. Глядя на поля, так хотелось растянуться на них до самого горизонта и навсегда остаться лежать на просторе. Некоторые облака принимали облик вздыбленных коней, а затем таяли в ту самую минуту, когда, казалось, уже готовы были пуститься вскачь по фиолетовому небосклону. Хорошенькая лошадка с узкой мордой вытянула шею, пытаясь достать до моря, но от этого усилия шея переломилась и распалась на множество веточек-отростков. Тото не мог оторвать завороженного взгляда от неба, где растворялись эти призрачные образы, и вдруг ему вспомнилась тетушка Лолотта: «Ах, если бы мне только удалось повидаться с тетушкой Лолоттой хоть на одну минутку, какую это придало бы мне силу!» Он закрыл глаза, пытаясь воскресить в памяти образ доброй женщины. И на фоне пейзажа, вдали, между кроной одного дерева и телеграфным столбом появилась тетушка Лолотта. Она занимала большую часть неба. Это продолжалось всего мгновение; она стремглав кинулась к Тото, и, когда приблизилась к нему, он убедился, что перед ним действительно тетушка Лолотта, причем точь-в-точь такая, как двадцать лет назад… Она улыбнулась ему и молниеносно возвратилась на прежнее место, оставив за собой в небе длинный разноцветный след, а потом отодвинула какую-то тучку, позади которой оказалось отверстие, и из этой дыры в небе хлынули потоки молочного дождя, вскоре затопившего все окрестные поля. Среди этого потопа виднелись лишь торчащие там и сям из белого океана верхушки тополей. Тото нашел пристанище на маленькой лодочке, в то время как у него над головой стремительно пересекали небо десятки красных заходящих солнц. И на всем этим разносился голос тетушки Лолотты, которая просила его не быть таким рассеянным, ибо это может очень повредить ему в жизни.

Если бы в эту минуту его кто-нибудь окликнул, он бы не услышал. А его действительно звали, так как в поселке произошло новое событие. Но Тото сидел неподвижно, скрытый от чужих глаз густым кустарником. Ведь, даже не прибегнув к своему обычному «трык!», ему удалось увидеть тетушку Лолотту, растаявшую потом в той перламутровой полосе, что отделяет небо от земли, и стать свидетелем других столь же непостижимых вещей!

В конце концов Биб и Элеутерио его нашли и притащили в поселок, а точнее — в его хибарку, где находилась Амина, которую сторожил Фламб. Руки у нее были все в золотых браслетах. Откуда они взялись? Дело в том, что Амину подкупил Аннибале, агент Мобика, — он передал девушке снотворное, чтобы она подмешала его в воду, которую пьют жители поселка. И теперь все бездомные спали крепким сном — за исключением Биба, Элеутерио и Фламба, избежавших опасности благодаря тому, что через несколько дней им предстояло праздновать день рождения Биба, и они в ожидании торжественной даты дали зарок не пить воды. Было бы слишком долго объяснять, каким образом Мобику удалось узнать о появлении в поселке бездомных этого странного создания — Амины, но надо признать, расчет его был верен, ибо у Амины была предельно развита способность предавать друзей. Теперь она стояла перед Тото и не мигая смотрела ему в глаза. Она глядела на него и шептала: «Ля-ля, ля-ля, тра-ля-ля», надеясь воскресить в его сердце воспоминания о первой встрече. Но Тото мог простить что угодно, кроме измены и предательства. Он позабыл обо всем, даже о тетушке Лолотте, и «трык!» — Амина вновь прекратилась в статую.

Товарищи оставили Тото наедине с его горем. Им надо было скорее бежать на улицу, чтобы поднять там адский шум, иначе капитан Джеро, который, несомненно, получил указания Мобика и был начеку, мог бы заметить, что жители поселка действительно уснули, и начать наступление. Если бы вы только видели, какой гвалт устроили наши друзья, заставляя противника поверить, что их не трое, а триста, вы отдали бы должное их таланту. Но оставим их на улицах поселка кричать и вопить, разыгрывать ссоры, быть в листы жести и вернемся к Тото. Тото, оставшись один, продолжал превращать статую в женщину и женщину в статую, и негодуя, и раскаиваясь, и отрекаясь — словом, испытывая те противоречивые чувства, которые, как говорят, удел всех влюбленных. Он все надеялся, что Амина произнесет хоть словечко, скажет ему: «Это неправда!» Этого было бы достаточно, чтобы спасти Амину. Но девушка только повторяла свое «ля-ля, тра-ля-ля», так что Тото вынужден был окончательно и бесповоротно оставить ее статуей. И после этого попытался заснуть. Но тщетно. Сидя перед статуей, этим воплощением полного краха его надежд, он чувствовал себя самым низким, самым злым человеком на свете, его обуревала жажда мести. «Трык! Хочу, чтоб тут появился Мобик». И перед ним сразу же предстал Мобик, удивленный, каким образом он очутился в этой лачуге. Мобик дергал себя за нос, щипал за щеку, чтобы проверить, бодрствует он или все это ему привиделось во сне. Тото сказал ему:

— Да-да, вы находитесь именно здесь, передо мной.

И Тото превратил его в сковородку. Если бы вы увидели ту сковородку на столе, то никогда и не подумали бы, что это может быть Мобик. Но потом Тото пришло в голову, что поскольку сковорода — предмет неодушевленный, бесчувственный, то Мобик, может, вовсе и не страдает от этого своего превращения, и поэтому он уточнил приказание: Мобик превратился спереди в Мобика, а сзади — в сковородку. Тото стал бросать в нее камешки, которые, ударяясь, звякали: дзинь, дзинь, дзинь. Мобик же непрерывно оглядывался посмотреть, что же это звенит у него за спиной; он оборачивался с каждым разом все быстрее, так что стал походить на вертящийся волчок. Потом Тото превратил один из его пальцев в гвоздику; Мобик никогда не любил цветов, он считал и пересчитывал пальцы и, видя, что их у него всего девять, утешал себя тем, что ошибся. Кто знает, как долго это могло продолжаться. Заставить Мобика страдать по-настоящему было не так-то легко, ведь он, хотя и действительно страдал, но был уверен, что страдает не наяву, а во сне. Тогда Тото решил временно отказаться от мести и возвратил Мобика в его постель в Бамбе, где вскоре того разбудил камердинер, сообщивший, что украли корову. И Мобик про себя подумал: как хорошо, что втайне от всех держал еще одну корову на чердаке.

А Тото впал в еще более мрачное настроение: он вертелся с боку на бок на своей узкой койке, время от времени бросая печальные взгляды на статую. И вдруг крикнул: