Леонид Сергеев - До встречи на небесах

— Смотри, какая женщина сидела напротив нас.

Я смотрю — действительно, симпатичная особа смотрит нам вслед, улыбается. Мазнин машет ей, зовет с нами. Двери закрываются, состав отходит, женщина все смотрит на нас, улыбается.

— Эх! — вздохнул мой друг. — А ведь она могла бы изменить всю мою жизнь.

Что удивляло — Мазнин, осел, не мог влюбиться в нормальную женщину — непременно в какую-нибудь несчастную, с изломанной судьбой. Такой была немка Валентина, вертлявая редакторша с телевидения, которая слишком придавала значение украшениям — они, по ее словам, «несли эстетическую функцию». Она невероятно гордилась своим происхождением, постоянно искала повод блеснуть эрудицией и не говорила, а вещала какие-то фразы из сентиментальных романов. Нервная, раздражительная особа, она то и дело падала в обморок, и Мазнин постоянно вызывал неотложку. Только однажды я заметил, что она попросту ловко имитирует обмороки. Почему-то они случались с ней каждый раз, когда Мазнин подолгу разговаривал с другой женщиной. Потеряв голову от этой пустозвонки, Мазнин поступил честно (если здесь уместно это слово): привез ее домой, знакомить с женой и дочерью (кстати, и в этом эпизоде немка хороша — для чего поехала — непонятно). Жены Мазнина дома не было, а дочь, узнав, в чем дело, фыркнула и ушла в другую комнату. Мазнин взял костюм и книги и переехал к немке.

Мы, его друзья, естественно, обрушились на него с негодованием и требовали, чтобы он вернулся в семью.

— Тоже мне, моралисты! — громыхал Мазнин. — И кто мне это говорит?! Отпетые гуляки! Мерзавцы! (этим словом он одаряет только близких друзей и произносит его смачно, растянуто, роскошным баритоном). Ну, ясно — лучшие радетели нравственности бывшие бабники и разные председатели обществ трезвости, вроде С. Гагарина (никчемный прозаик) — бывшие алкаши! Пошли вы на х…! Жена моя — дура и предательница. Она, как жена Гете, не прочитала ни строчки из всего, что я написал. Мерзавка! А Валя меня сразу оценила… По-настоящему меня может оценить только такая женщина, тонкая, интеллигентная… У нас отношения на высоком интеллектуальном уровне. К тому же, я наконец-то, встретил хорошую собутыльницу, — с улыбкой добавлял он.

В те дни жена Мазнина по телефону звонила то мне, то Тарловскому:

— Что вы его выгораживаете?! Он сумасброд, псих ненормальный!.. Может два дня пролежать отвернувшись к стене!..

А то и похлеще:

— Что вы его оправдываете?! Это такая двуличная сволочь! Он обо всех вас такое говорил!

Надо сказать, подобные многосложные и яркие романы — существенная часть нашей жизни, и я не собираюсь их скрывать (позднее и себя выверну наизнанку, устрою себе самосуд), но и особенно смаковать их не стану; к тому же, эти романы были так давно, что уже не вызывают раздражения даже у наших жен, а другим и вовсе неинтересны; я рассказываю о них только для того, чтобы вновь ощутить атмосферу того времени.

Много лет, почти каждый вечер я выпивал с Мазниным и Кушаком в ЦДЛ, а после его закрытия, мы шли к Пал Палычу, рабочему ЦДЛ (колоритнейшая фигура и первостепенный выпивоха), благо он жил в двух шагах. Или нас приглашали к себе какие-нибудь любительницы поэзии. То было замечательное время — его нельзя втискивать в очерк, оно тянет на целый роман.

Жена Мазнина злая особа с лицом кинозвезды. Она работает литературным редактором (и, вроде, неплохо знает русский язык, поскольку несколько раз в компании по делу поправляла высказывания мужа); казалось бы, она должна понимать, что творческим людям необходимо общение с друзьями, но она не понимает и всеми силами делает из мужа затворника, обедняет его жизнь. Стоит кому-нибудь из друзей позвонить, как она сразу бестактно:

— А зачем Игорь тебе? А его нет и когда будет, не знаю (но в трубке слышен голос Мазнина).

Мне иногда строго добавляла:

— Как он с тобой встретится, обязательно напьется и попадет в историю. С тобой связаны одни неприятности. (По словам Авсарагова, она называла меня «законченным алкоголиком»).

Хотя, когда ей была нужна моя помощь (чтобы я на своем драндулете перевез их на дачу) или принял внучку в изостудию, в ее голосе звучали почти ласковые нотки.

Не друзьям, просто знакомым мужа, она может отчеканить:

— …И не звоните больше! (чтоб не разрушали их тихое счастье).

Недавно Штокман рассказывал:

— …Я позвонил просто узнать самочувствие Игоря, поговорить, а она, не зная, кто я, хамски отчитала меня и швырнула трубку. Что за стервозность?!

Жена оберегала Мазнина от случайных романов и выпивок, тряслась над ним, детиной, как клуша над цыпленком; когда у него случались загулы, разыскивала его, притаскивала домой, отпаивала травами, ставила компрессы. Бывало, приезжала в клуб и уговаривала Мазнина ехать домой, а если он не соглашался, садилась рядом и незаметно, страшно морщась, выпивала его водку, чтобы ему поменьше досталось. Она заботилась о нем по-настоящему (что похвально), только напрасно грубила его друзьям, наивно, по-бабьи, считая, что они спаивают ее «Игоряшу». Между тем он накачивался с кем угодно: около дома у ларька с местными забулдыгами, на вокзале с транзитниками и бомжами, при этом всем читал стихи. Известно, если человек хочет выпить, он выпьет, а не хочет, насильно ему в рот не вольешь.

Позднее жена Мазнина свыклась с тем, что муж время от времени заводит любовницу, а в него внезапно вселился комплекс вины.

— С женой и любовницей сложность одна — два раза приходится ужинать, — шутил Валерий Шульжик. — Ведь если не поешь дома, жена заподозрит неладное.

Но Мазнин терзался тем, что обеих женщин делает несчастными. Мы-то, его друзья, были уверены в обратном: что и жена и любовница высасывают из него все соки. В конце концов Мазнин выбрал лучший вариант — снял комнату и в уединении написал неплохие стихи.

Последней возлюбленной актрисе неудачнице Нелле, смазливой девице, приехавшей из провинции, Мазнин обставил квартиру, собрал библиотеку. Он совсем потерял голову от актрисы: возил ее в Прибалтику и на юг, устроил на съемки фильма, написал для нее пьесу. До Мазнина актриса была никто, с ним приобрела известность, но эта перемена не прошла даром — в ее отношении к Мазнину появилась небрежность, некое превосходство: она упрекала его за то, что он «топчется на месте» и за полгода написал «всего два стишка» — известное дело, какой бы горожанкой ни стала девица из провинции, рано или поздно проявится ее суть; золушки бывают только в сказках.

Как-то в клубе в пик своего разрушительного настроя эта штучка вообще выкинула плебейский номер — отчитала официанта за «чай с чаинками» и, хлопнув дверью, ушла.

— «Два стишка» — это ладно, а вот «чай с чаинками» — это дело серьезное, — горько усмехнулся Мазнин.