Алексей Слаповский - Заколдованный участок

– Ладно, страдалец. Пошли домой, устала я.

– Стой! А не Микишина ли это дом?

– Точно. Неужели узнал?

– Не такой уж я беспамятный! Зайдем!

Липкина согласилась – ее обнадежила памятливость Константина.

И вот они уже в доме Николая Ивановича, беседуют. Правда, Николай Иванович сам не столько слушатель, сколько разговорник.

– Некоторые правды не любят... – сказал он в кон мыслям Константина, и тот поспешил заявить:

– Только не я!

– А я говорил и буду говорить! Не требуйте от людей человеческой работы, пока не создали человеческих условий! Это с одной стороны. А с другой – если у тебя руки и голова – не пропадешь! Но мы же какие? – Вышли на улицу – там плохо, тут нехорошо!

– Я вот тоже...

– А у самого во дворе бурьян, колодец пять лет не чищен, к соседу за водой ходит! Нету порядка! В голове в первую очередь! Я не говорю про заграницу, я вот к хохлам ездил лет, что ли, двадцать назад, к жениной сестре, муж у нее служил там. Село. Как у нас. Но домики аккуратные, на заборе досточки – одна к одной! Стеночки оштукатуренные, беленые, приятно смотреть! На воротах нарисовано чего-нибудь. А у нас? Там фанеру прибил, там жести кусок, там горбыль пристроил, вот тебе и дом! Некрасиво же! Строим, как не себе. А почему? А потому что привыкли: сегодня у тебя что-то есть, а завтра отнимут, чего же стараться?

Константин наконец получил возможность вставить слово и горячо подхватил:

– Так в этом и дело! Где жрем, там и... всё остальное! Русского мужика, я тебе скажу, надо сечь! Хозяйства он давно уже не понимает! С женщинами обращается отвратительно! Детей не воспитывает! Культурно не развивается!

Микишин должен был радоваться такому единомыслию, но он не радовался. Наоборот, чем больше Константин обличал окружающее, тем сильнее он хмурился. И наконец прямо возмутился:

– Ты чего это тут сидишь и клевещешь? Ты чего нас грязью мажешь, а?

Константин опешил:

– Да ты сам...

– Что я сам?

– Сам только что про это же говорил!

– Имею право – я тут живу! А чужим не позволю!

– Какой же я чужой, Николай Иваныч, ты что?

– А такой! Ты кто вообще? Мария Антоновна, ты кого привела ко мне?

Липкина промолчала, а Константин обиженно закричал:

– Опомнись, Николай Иваныч, Константин я, ее муж!

– Не знаю такого! – отрицал Микишин. – Помню: тот был мужик добрый, веселый, а ты какой-то совсем не такой!

– Так время идет! Меняются люди!

– И ростом он был повыше. Я не то что утверждаю, Мария Антоновна, но сомневаюсь я как-то, – объяснил Микишин Липкиной. – А то к Читыркину приехал тоже какой-то мужик: я, говорит, твой двоюродный дядя, я тут в детстве жил, поселите, говорит, по-родственному. То есть слышал, что дома будто бы сносить будут, что, кстати, еще неизвестно, вот и решил жилье получить. Читыркин начал его копать, выяснилось, что он никакой не двоюродный и не четвероюродный, а... сват брата того свата, у кого нету брата. Как это... Махинатор! В общем – сомневаюсь я.

– Да и я тоже, – вдруг сказала Мария Антоновна.

– Ты?! Моя жена – туда же? – выкатил на нее глаза Константин.

– Насчет жены потише пока. И пошли уже, нечего тут.

И они вернулись домой.

Они вернулись домой, и там Липкина в глаза ему высказала все свои сомнения. Константин взвился:

– Ты думай, что ты говоришь! Что ты подозреваешь! Даже смешно! Что я, получается, не я, а кто тогда?

– Не знаю. Ты другой был. Выпить да, любил всегда, но много не мог, с трех рюмок вело, а сейчас я смотрю, стаканами пьешь, а не пьянеешь. И злым не был. Песни пел. Веселый был вообще. А сейчас... Не то. И простой ты был, хоть и сын агронома, без хитростей, а сейчас так говоришь, будто прямо доктор наук недоделанный.

– Так я рос! – втолковывал Константин. – Я учился! Я карьеру делал! Или тебе это не нравится как раз? Что я выше тебя стал в интеллектальном... в интеллектуальном смысле?

– Я сама учительница! – напомнила Липкина. – Чужой ты. Уходи от греха подальше.

– Какой я чужой? – упирался Константин. – Да я такие вещи про тебя знаю, что никакой чужой не знает! Родимое пятно у тебя есть на одном месте, давай посмотрим, проверим?

– Не в таком мы возрасте, чтобы пятна смотреть на одном месте. И мало ли. Может, тебе кто другой рассказал?

– Кто?!

– А муж мой настоящий. Где-нибудь пересеклись с ним, он рассказал, а ты запомнил.

– Ну бред! Ну полный бред! Где я с ним мог пересечься?

– Сам рассказываешь: мотался по стране. В экспедиции какой-нибудь... Делать нечего по вечерам, вот мужики о бабах и травят, знаю я вас. А то и вообще в тюрьме.

– Так. Приехали! – поздравил Константин. – Теперь я еще и уголовник!

– А кстати, документы где у тебя?

– Что?!

– Документы, говорю, покажи.

Константин, ходивший из угла в угол, застыл, некоторое время оскорбленно смотрел на Липкину, а потом решительно пошел к двери, говоря:

– Всего хорошего! Спасибо за прием. За угощение.

– Что, нет документов?

Константин резко повернулся:

– Всё равно ведь не поверишь. Украли у меня их.

– Ага. Вчера на вокзале.

– Не вчера и не на вокзале. Год назад почти. Не могу никак восстановить.

– А как же ты приехал без документов?

– Надо знать способы!

Липкина больше не хотела разговаривать и выяснять.

– Всё, Константин или кто ты там на самом деле, откуда ты появился, туда и иди. Пока я милицию не позвала. Позвать?

– Маша, Маша... – горько сказал Константин. – Родного мужа за чужого человека приняла...

– Я не приняла, а просто... Вроде ты, а вроде не ты. Не могу я так.

И тут она увидела в окне Нестерова. И торопливо сказала, выходя:

– Обожди меня тут!

– За милицией?

– Не бойся. Нет давно в Анисовке никакой милиции.

Нет в Анисовке милиции, да и, как выяснилось, не очень-то она нужна. Милиция для чего? Предупреждать, пресекать и принимать меры, если что-то уже случилось. Ни первым, ни вторым она давно уже не занимается, а для третьего можно и из района вызвать: когда что-то, например, украли или кто-то, например, кого-то до полусмерти избил. Но бог миловал: за последнее время случаев воровства и избиений в Анисовке не было. По мелочи разве что или по-родственному – разобрались своими силами. Вы скажете: получается, и Павел Кравцов был не нужен? Он был нужен, но скорее как человек, а не как милиционер. Вы тут же уличите: а разве не сочетается в любом милиционере милицейское и человеческое? Ответим честно: сочетается, но не в той пропорции, которая необходима. В Кравцове сочеталось нормально, поэтому мы рассказывали именно о нем, а не о других и прочих.

А вообще-то в любом замкнутом обществе полезно время от времени появление постороннего человека. Сразу себя видней становится. И за советом можно обратиться, и за помощью, потому что ты для него – новый, незнакомый, а мы часто новым и незнакомым помогаем охотней, чем своим.