Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

– Я сделаю для тебя.

Маршал, переведя дух, спросил:

– Я могу быть спокоен, что он будет жить?

– Будь спокоен! – прозвучало в трубке.

Не прошло суток, как генсеку доложили: министр обороны скончался, проглотив горсть сильнодействующих таблеток. Всесильное лицо вспомнило об обещании, и в течение нескольких часов желание исполнить его боролось с лживостью, развившейся до Абсолюта. Наконец генсек позвонил чиновнику, которому было поручено провести мероприятие, как выразились высокопоставленные бюрократы.

– Что у тебя с делом? – был задан вопрос.

Чиновник с готовностью ответил: дело делается.

– Отменяю, – произнёс генсек и после паузы добавил: – Если не поздно.

Чиновник, прошедший хитроумную школу недомолвок и умолчаний, силился уяснить истинное пожелание первого лица в государстве. Повременив с час, он позвонил в санаторий «Михайловское» доверенному врачу, но трубку поднял не он, а одна из его коллег, которая сообщила: врач ушёл к больному.

– Позовите его к телефону, – приказал человек с полномочиями, помолчал и обронил: – Срочно.

Как и в прежние дни, Лонгин Антонович в послеобеденные минуты сидел у себя в палате на постели, ожидая медсестру, которая и появилась – молодая, улыбчиво-бодрая, хорошенькая. Она ловко несла поднос с лекарствами, с двумя стаканами воды:

– Пожалуйста! Этим запить вот это, а здесь – растворённая таблетка.

Он, как и в прошлые разы, напрягся во всю мочь – только бы не дрогнула рука, не расплескалась жидкость... «Она?..» – поскорее проглотить... Медсестра лучисто улыбнулась:

– Отдыхайте на здоровье!

Он лёг на правый бок, перевернулся на спину, непреодолимо тянуло в сон... он оказался в зале ресторана, столик перед ним полон вин и закусок, на встречу должны прийти люди – враги, выдающие себя за друзей. Поэтому у него на скатерти под меню лежит пистолет.

Что такое? Пистолет сейчас только был – и его уже нет! ни под меню, ни под винной карточкой. Он обшаривает свои карманы – нет пистолета! А вот-вот появятся убийцы. Его пронизывает чувство беззащитности – бежать сломя голову... Но вот же он, пистолет: лежит на тарелке. Лонгин Антонович тянет к нему руку…

В палату вошёл врач, профессионально впивающимся взглядом прозондировал лицо человека, погружённого сильным наркотиком в кому. Наполнив шприц препаратом, врач удобно уселся на стул у постели, и тут послышался топоток, в палату рысцой вбежала коллега-доктор:

– Вас к телефону срочно!

Врач, отрываемый от дела, на исполнении которого он сосредоточился, недовольно спросил:

– Что-то ещё сказали?

– Да нет…

Он сделал Лонгину Антоновичу укол в вену, отправился в кабинет и взял телефонную трубку. В ней раздался знакомый ему голос распорядителя:

– Отменяется!

Врач оторопел, у него вырвалось:

– Но я уже ввёл…

Он ввёл профессору препарат, который, угнетая деятельность дыхательных органов, вызывал смерть.

– Так, – сказал голос в трубке, – значит, уже поздно.

– Я могу нейтрализовать действие, – поспешно сказал врач, – сделать?

Чиновник готов был сказать «да!» – но что-то ему помешало. Это включился Абсолют. Врач повторил вопрос, но ответом было молчание, а затем раздались короткие гудки: на другом конце провода положили трубку.

Алик после разговора с мужем по телефону не жила, а переносила давление беспрерывной тревоги. Ло не назвал её ни «Алик», ни «Альхен», в его голосе не проскользнули нежно-интимные интонации. Нет сомнений – он был несвободен, говоря с ней. Несмотря на его связи, ему, вероятно, крепко достаётся. И что с его здоровьем? Наверняка состояние хуже, чем он сказал.

Спустя несколько дней она услышала утром по радио: скончался от болезни министр обороны. Стало ещё тревожнее: Ло лишился могущественной поддержки.

Минул долгий день нестерпимого накала нервов, потянулся другой, и поздним вечером дома, бросившись к зазвонившему телефону, она услышала в трубке голос человека, назвавшего свою фамилию, которая ничего ей не сказала. Человек добавил:

– Я был у вас на свадьбе, я – коллега вашего мужа.

Она невольно зажмурилась не дыша, услышала:

– Дорогая Алла Георгиевна, я вынужден с прискорбием известить вас… Из подмосковного санатория «Михайловское», где находился Лонгин Антонович, сообщили: он умер от закупорки артерии.

Всю ночь она металась в постели, под утро босиком пошла в кабинет, села в кресло, подобрав под себя ноги, и замерла. В семь утра позвонила директриса Дома моделей, которую уведомили о несчастье Алика, посочувствовала ей и сказала, что в ближайшие дня три её не ждут на работе. Алик набрала номер телефона родителей, трубку подняла мама, дочь произнесла: «Лонгин умер» – и разрыдалась.

Маменька тоже не пошла на работу, приехала к дочери в строгом тёмно-сером костюме, порывисто прижала её к себе, не без недоумения чувствуя, что та взаправду в горе.

Потом был звонок в дверь – Алик сама не своя поднялась с кресла, каждую её клетку лихорадило. У порога стоял старик в дорогом пальто, в шляпе.

– Моя фамилия Филимон. Я – член-корреспондент Академии наук, прибыл из Москвы по причине… – он склонил голову: – наука много потеряла с уходом из жизни Лонгина Антоновича.

Алик с неосознанной ненавистью проговорила:

– Он был здоров и почему вдруг умер?

Старик взял её под руку:

– Будьте спокойнее.

Проследил, заперла ли она дверь, снял пальто, повесил на вешалку. Из кабинета в прихожую вышла маменька, гость горестно кивнул ей, перевёл взгляд с неё на вдову:

– Сорвался тромб, закупорил сердце.

Он извлёк из кармана носовой платок, рука тряслась. Прижимая платок к векам, другой рукой достал из внутреннего кармана пиджака и протянул Алику письмо Лонгина Антоновича. Беря конверт, она увидела – старик отнял платок от глаз, и в них, выцветших, желтоватых, мелькнуло что-то хитрое и злое. Или ей показалось?

Скользнув взглядом по письму, она ушла в спальню, захлопнула дверь, стала вчитываться.

Сколько минуло времени? Полчаса, чаc?.. Она поднялась с кровати, на которую упала ничком, пошла в кабинет. Гость сидел на стуле перед расположившейся в кресле маменькой и хранил скорбное молчание. При появлении вдовы он встал, иссохший неприятный старик, выразил соболезнование, просыпав принятые в таких случаях фразы.

– Крепитесь, дорогая, будьте мужественны. С минуты на минуту прибудут останки. А когда вам будет удобно, я бы произвёл учёт служебных бумаг...

Ей в мозг впаялось расплавленным оловом: «прибудут останки» . Она отпрянула от гостя, но тут же вновь повернулась к нему:

– Вы говорите, он умер от тромба, а из письма понятно – он покончил с собой! Из-за чего?!

Старик ответил с видом угнетённости: