Ирина Левитес - Аня

И беленькой тоже в достатке. Не все ж винцо самодельное пить — душа чего покрепче требует, особенно после баньки. Веничком нахлещешься, попаришься как следует, плеснув из ковшичка квасок на раскаленные камушки — тут-то она, холодненькая, в самый раз будет. Да под пироги, жаром пышущие. Пироги Александра Ивановна печет знатные: с рыбой-рисом, яйцом-луком, мясом-капустой.

— Ленечка! Анечка! Идите кушать! — Александра Ивановна вышла на веранду, стоит на свежем ветерке, пот с разгоряченного лба полотенцем утирает. Жарко в кухне у плиты стоять весь день-то.

— Иду! — Аня взглянула на наручные часики.

Двенадцать. Обедать вроде рано. Пока не хочется. Тем более что уже два раза завтракали — когда проснулись, чисто символически. Так, пустяки: творог домашний со сметаной, блины с вареньем да ягоды с сахаром. Потом уж, часов в десять, поели по-настоящему: тушеные овощи с рыбными котлетами и салаты всякие разные. Потом чай пили. С пирогами. Куда ж обедать-то? Но свекровь не переспоришь. Придется идти. А часики хорошенькие. Из капельного серебра. Их сегодня утром Александра Ивановна и Леня подарили. По случаю годовщины свадьбы. Она и забыла совсем. Ничего мужу в подарок не приготовила. Неудобно получилось. Ну ничего. Леня не обиделся. Он покладистый.

— Аня! Ау! Все стынет!

— Иду-иду!

Леня уже сидел за столом. Ждал. Смотрел телевизор. Рядом с краешку примостилась соседка по даче, Вера Петровна. Заглянула за солью, да так и осталась. Александра Ивановна ее обедом кормить нацелилась. Она хозяйка хлебосольная, любит угощать. Да и поговорить хочется. Пообщаться. Поделиться радостью: все у них хорошо, просто замечательно. И угостить есть чем, слава Богу. Стол уставлен закусками, салатами, маринадами. На почетном месте бутылочка запотевшая, заблаговременно охлажденная, стоит, родимая, скатывает по пузатым бокам водяные капли. Суп фасолевый, заправленный домашними помидорчиками, пережаренными с лучком, морковочкой и болгарским перчиком, уже дымится в глубоких тарелках, щедро налитый до самых краешков, плавит круг сметаны. В духовке томятся, испускают зазывный дух керамические горшочки с тушеным мясом и картошкой, запечатанные нашлепками из румяного теста. Сама Александра Ивановна к столу не спешит, дожаривает на чугунной сковородке кружочки кабачков, обваленные в муке, шипящие, набирающие золотистую корочку.

— Что это ты, Шура, из кабачков затеяла? — спросила Вера Петровна.

Не из любопытства, конечно. А по неписаным правилам хорошего тона. Положено ведь интересоваться новыми рецептами да хозяйку нахваливать.

— Это вообще объедение! Вот смотри: кабачок, на него майонезику, потом чеснок толченый, сверху помидорчик обжаренный, опять майонезик и укропчиком посыплем.

На блюде выстраивались столбики жареных овощей, залитых потоками майонеза.

— Ох ты и умелица! На все руки от скуки, — восхитилась Вера Петровна. — И все-то у тебя с выдумкой. Ох, а суп-то! Вкуснотища! Ты фасоль отдельно варишь?

— Прям, вместе с мясом. Кладу в кастрюлю кусок мяса, луковицу сырую, морковочку одну, если большая. Если маленькая — тогда две, конечно. Фасоль тоже сразу, она долго варится. Заливаю холодной водой, довожу до кипения. Ну там посолить, лаврушечки, перчика горошком. И варю. Уж когда фасоль и мясо готовы — картошечку кубичками, заправочку в конце. А уж в тарелку сметанки побольше да зелени рубленой.

— Мастерица! И детки у тебя всегда накормлены. Повезло им с такой мамочкой жить. Ленечка, передай хлеб, пожалуйста. Вот спасибо, дорогой. Я вот что хотела у тебя спросить: а чего это у меня по вечерам вот так в боку заколет-заколет, аж дыхание перехватывает. А потом меленько так задрожит-задрожит и отпустит.

— В каком боку? — лениво уточнил Леня.

— А вот в этом. В правом, — с готовностью привстала Вера Петровна с табуретки и приложила ладонь к обширному боку, приподняв массивную грудь.

— Трудно сказать. Может, холецистит. Или еще что‑нибудь. Приходите в поликлинику, подумаем, кому вас показать.

— Да некогда мне по врачам-то бегать. Я думала, ты мне сразу скажешь, какие таблетки попить. А сейчас сам знаешь, пока банки не закатаешь, никуда не выберешься. Вот управлюсь и приду.

— Приходите. Только заранее скажите, когда соберетесь.

— Вот спасибо! Ох и повезло мне с соседушками! Все‑таки хорошо, что вы медицинские работники. Молодец ты, Шура. Сына выучила. Ленечка-то красавец у нас. Прямо любо-дорого поглядеть. Невестушка тоже красавица. Только худенькая, спасу нет. Ты чего не ешь-то, Анечка? Надо кушать.

— И не говори, Вера. Никак не могу Анечку откормить. Так мало ест, так мало — прям сердце кровью обливается. Может, тебе колбаски хочется? Да ты выпей, выпей рюмашечку, аппетит и проснется.

— Спасибо, мама. Я ем. Очень вкусно.

— Ох, какая у тебя невестка ласковая, Шура! Мамой зовет. А моя-то королева все «Вера Петровна» да «Вера Петровна»! Обидно — спасу нет.

Аня зарделась. Поначалу она тоже никак не могла выдавить из себя короткое слово «мама» по отношению к Лениной матери. Не получалось — хоть убей. Два слога застревали в горле и не проталкивались сквозь наглухо сомкнутые губы. Но потом она заставила себя, превозмогла, не желая обижать свекровь. И только она одна знала, что «мама» по отношению к маме и «мама», обращенное к Александре Ивановне, это два разных слова. Первое летит легко и свободно, а второе слегка спотыкается, задерживается и с усилиями выбирается наружу.

— Да я для своих деточек горы сверну! Все, что захотят, сделаю! Вот те крест! — Александра Ивановна истово осенила себя крестным знамением, оборотясь к монстру-холодильнику, сыто урчащему в углу, удовлетворенно набившему свою безразмерную утробу.

Аня хихикнула, но замаскировала бестактный смешок наигранным кашлем. Конечно, для свекрови холодильник действительно и бог, и царь. Но не до такой же степени, чтобы на него креститься! Присмотревшись, она поняла свое заблуждение: на верху гигантской «Бирюсы» стояла крошечная иконка, почти потерявшаяся между банками, пакетами, старым сломанным магнитофоном и застывшим на пятнадцати минутах седьмого будильником.

Сидели долго. Ели с чувством, с толком, с расстановкой, опрокидывая рюмочку-другую. Не для пьянства, упаси Боже. Исключительно для стимуляции желудочной секреции. Вели неспешный разговор. А куда спешить? День до вечера долгий. И выходной — он на то и выходной, чтобы отдохнуть как следует, набраться сил для новой рабочей недели. Наконец поели. Вера Петровна распрощалась, обдав напоследок потоками дифирамбов и умелицу Шуру, и умника-красавца Ленечку, и умницу-красавицу Анечку.

Женщины убрали со стола, вымыли посуду на веранде, в тазике. Конечно, на даче мыть посуду тяжелее, чем в городской квартире. Но ничего, справились. Водички побольше нагрели да щедро плеснули нового моющего средства. Заграничного, которое растворяет жир даже в холодной воде. А уж в горячей — без затруднения. Удобно. Это вам не то что раньше: серым хозяйственным мылом губку намыливать. Хорошо, что стали в продаже качественные товары появляться. Вот жизнь понемногу-то и налаживается.