Андрей Волос - Предатель

Денис оторвался от бумажек.

— Да черт его знает. Я не пошел, мне вот тут срочно…

И помахал ладонью, очерчивая круг забот.

— Спуститься, что ли, — нерешительно сказала Кира.

— А что, спустись, — легко согласился Денис. — Может, надо чего.

Профессор Королев не любил, когда совались помогать, коли он и сам мог сладить. Однако сейчас обрадовался. Вера Сергеевна и Володя ассистировали; было похоже, что их шести рук и стараний операционной сестры Кати едва хватало, чтобы поддерживать более или менее ровное течение операции.

— Кира! — воззвал профессор, морща потный лоб. Зычный его голос был чуть приглушен маской. — Вот хорошо, что пришла! Давай за кровью! Печень повреждена, толстый кишечник, кровопотеря аховая. Или сама, или распорядись по-быстрому: семьсот пятьдесят плазмы, не меньше, и эрмассы — пятьсот! Да побыстрее, зашиваемся!

Аверков, анестезиолог, уже протягивал пробирку с кровью.

Побежала в процедурную.

— Лена, из переливания кровь принесли?

Лена, сидевшая у стола с какой-то потрепанной книжкой в руках, вскочила.

— Да, Кира Васильевна! В холодильнике.

— Давай все что есть! Скорей!

Лена с бряканьем выставляла флаконы с изотоническим хлоридом натрия и сыворотки, орудовала ножницами, открывая. Кира пипетками разливала сыворотку в ячейки; покачивала в руках, всматриваясь.

— Черт ее знает… вроде в третьей нет гемолиза… посмотри.

Лена присунулась к планшету, сощурилась…

— Да, Кира Васильевна… в третьей вроде.

Сделали вторую серию, на донорской. Подтвердилось. Проверили на совместимость.

— Ну вот, — сказала Кира с некоторым облегчением. — Как в аптеке. Все, побежала.

Поставила склянки на столик при входе в операционную.

— Константин Михалыч, кровь готова. Помыться?

— Что ты тут все крутишься, Бронникова! — недовольно забасил профессор. Его тон вкупе с иглодержателем в правой руке неопровержимо доказывал, что самое неприятное (скорее всего, резекция толстого кишечника) осталось позади. — Справились, без сопливых обойдемся… дошить немного осталось.

Денис успел переместиться в дежурку и теперь сидел у стола, заставленного грязными чашками, печально глядя на глубокую тарелку с васильками, содержавшую, кроме этих полевых цветов, только несколько крошек вчерашнего печенья.

— Ну и чего ты ждешь? — спросила Кира, берясь за телефон. — Иди посуду мой, а то сушек не дам.

— Какие сушки? — удивился он. — А Новый год?

— Новый год в обед, а сейчас утро, — вразумила она. — Надо же для начала и чаю попить.

Скоро пришли освободившиеся Володя и Вера Сергеевна, и в дежурке сразу стало шумно, тесно и светло от белых халатов.

Володя, усталый после операции, жадно хрустя сушкой на кривых крепких зубах, заметил, что мужика вспороли капитально, прямо как селедку, едва заштопали. На это Денис рассказал, что видел в прошлом году: стоял на остановке, подвалил автобус, из задней двери вывалились два мужика — один здоровый, другой сухонький, в пальтеце. Они еще внутри сцепились, а тут здоровый начинает: я тебя сейчас, дескать, так, да я тебя этак, а сухонький, не говоря худого слова, вынимает бутылку белой…

— Откуда? — заинтересовался Володя.

— Из-за пазухи, наверное. Коцает об урну — и звездочкой тому в горло! Кровищи!..

Кира бросила взгляд на Веру Сергеевну. Когда немного сошлись, она рассказала, что после ночи в Тадж-Беке не может ни видеть кровь, ни даже слышать о ней. «Я врач, хирург… кровь — это моя работа… И все равно. Когда оперирую — все в порядке. Наверное, потому, что это хорошая кровь, кровь врачевания… А вот если стрельба, смерть — не могу. Даже в кино не могу смотреть… если цветной фильм — плохо становится. Представляешь?»

Нет, ничего. Только улыбка погасла.

— И что? — спросил Володя.

— Да ничего. Никто ахнуть не успел. Он нырь обратно в автобус: «Осторожно, двери закрываются!»

— А тот?

— Ну что «тот»?! — рассердился Денис. — Ты хирург или пекарь?! Что бывает, когда сонную пропороли? Кончился он там, и вся недолга.

— Ужас, — сказала Кира. — Средь бела дня.

— На войне как на войне, — обиженно буркнул Володя, отхлебнул из чашки, почмокал и сморщился. — Грузинский, что ли?

Разговор перешел на свойства и сорта чая. Кира сообщила, что вчера в «стандартном» выбрасывали «со слоном», но очередь — не достоишься. Денис сказал, что если чаю достать, то это к его брату, ему с фабрики приносят: он в Казахстан в командировки мотается, и там второй сорт гранулированный — вместо валюты. Вера Сергеевна осторожно заметила, что, по ее сведениям, в Азии пьют зеленый. Завязалось небольшое разбирательство, в итоге которого сошлись на том, что чай, который приносят с фабрики, ворованный.

— Ну почему сразу «ворованный», — сказал Денис. — Живут люди как могут.

— Все воруют, — вздохнул Володя. — Только у нас украсть нечего.

На этой грустной фразе открылась дверь и вошел профессор Королев, сделав с порога такую мину, будто Новый год через пять минут, а они все тут сидят и не чешутся. После чего дело закрутилось: не прошло и получаса, как стол был накрыт по-настоящему.

— Что ж, коллеги! — сказал профессор, поднимая мензурку. — Поскольку Валерьяна Палыча вызвали в министерство, позвольте от лица заведующего отделением пожелать всем здоровья и бодрости. А от себя лично — всего того, что вы сами себе желаете! С Новым годом! С новым счастьем!

— Что сегодня делать в министерстве? — удивилась Вера Сергеевна.

— Решают, кого Дедом Морозом наряжать, — предположил Володя, жуя.

— Чем старше, тем лучше?

— До известной степени, — заметил Денис. — Я тут к нему зашел по делу, на вскрытии опухоль надпочечника обнаружили. Он рычит: иди к Швейнику, это их дело, пусть разбираются! Я посмеиваюсь: извините, мол, но к Швейнику не пойду, хочу еще на солнышко полюбоваться… А он пуще ярится: «Какое солнышко?! Говорю тебе русским языком: к Швейнику иди!..»

— Не помнит, как у гроба стоял? — удивился Королев.

Заведующему отделением академику Валерьяну Павловичу Гордееву недавно исполнилось восемьдесят шесть. Что касается академика Швейника, его похоронили в июле.

— А ведь какие друзья были! — профессор покачал головой. — Разливайте, выпьем за успехи геронтологии.

— Лучше за женщин, — возразила Кира. — Что нам ваша геронтология? Мы молоды и прекрасны!

— Это чистая правда, — галантно согласился Королев. — Именно поэтому, Кира Васильевна, снизойдите до нас, уродливых стариков… И кстати: академик Горшенин просил откомандировать вас в президиум. Пятого, к десяти утра. Поздравительный адрес зачитаете. Вот какая слава о вашей внешности!.. всякому лестно вами перед людьми похвастаться.

— Ну да, — Кира саркастически кивнула. — Ему лестно, а я полдня убью.