Тимур Зульфикаров - 33 новеллы о любви

Но за эти двадцать темных сиротских лет сливовый монастырский сад одичал и разросся несметно неоглядно и бросился метнулся как пес лютый чрез рухлые стены монастырские на город Печору, и от него на окрестности и на Русь всю…

И залил заполонил Русь всю.

И был несметный урожай диких тучных слив заброшенных лазоревых…

И жильцы Печоры гнали самогон сливовый душный необъятный и стал град Печора самогонный и стали окрестности самогонные бредовые дурные…

И стала вся Русь самогонная пьяная болезная дурная как палая постылая сиротская слива, в которой червь бродит…

Когда безбожники приходят к власти — вместе с ними приходят бурьян сорняк дикая слива самогон и необъятная смерть…

На троне — вор, в стране — мор…

Но отец Андрей высоко нетронуто прошел через пьяные деревни и города и нашел монастырь свой и стал могутным топором деревья сливовые дурные вырубать и сад очищать от тли от хвори…

О Господи! помоги ему! помоги топору его!

Да чт’о одинокий топор его в несметном запущенном пьяном саду пагубе море?..

Чт’о одинокая утлая ладья в кишащем море?..

О Господи!..

И однажды нощь была в саду монастырском древлем…

И отец Андрей рубил валил топором гнилые мшистые деревья…

И осень была…

И «чичера»-ветер нес на Русь первые снега первые летучие хладные пряжи пелены кружева

И тогда отец Андрей услыхал в ночи чей-то тихий плач…

И подъял очи глаза…

И там на развалинах порушенной монастырской стены стояла она…

И там стояла Агата в первых метельных снегах пеленах перламутрах кружевах

И она была в бедном плисовом полушубке и бедных лаптях, которые уже никто не знает на Руси…

И она ныне ныне была вся седая как снега кружева а была тогда вся агатовая курчавая смоляная нагая вся была тогда…

(О Господи! зачем виться кипеть и седым волосам? в седых младых снегах кружевах?)

И она была на глухих кривых бездонных самодельных костылях…

И она рыдала и чрез костыли шаткие руки дрожащие простирала поднимала воздымала к отцу Андрею необъятно руки простирала уповала:

— Батюшка Андрей… Я двадцать лет жду тебя в саду этом… Я двадцать лет жду тебя… Я с той ночи жду… Ты хотел убить меня…А я навек полюбила тебя… когда ты нёс меня, подбитую, на руках… батюшка батюшко…

И она рушилась металась оседала с костылей на землю но отец Андрей не дал упасть ей…

И впервые за двадцать лет он разъял седые уста:

— Агата… Я двадцать лет валил рубил на Вилюе кедры неповинные…

Но всякий раз, но всякий раз, когда дерево падало — я видел как ты со стены свергаешься падаешь…

Возлюбленная моя… Прости мне…

Агата…

Здравствуй!.. Чадо очаров’анное!..

Вот и повстречались…

1980

…Ты знаешь светлый ветер в Ночь Рождества?..

Теплый иерусалимский благовонный елейный ветер с запахом дальных ливанских кедровых мускусных смол?

Теплый нежданный безумный светлый талый волглый ветр средь ночных ледовых январских древнерусских заснеженных спящих чудящих долов лесов холмов холмов…

Зачем он?..

От него умирают задыхаются маются старые и больные люди…

Но свята светла смерть звезда в Ночь Рождества…

Да!..

Но зачем Господь насылает этот довременный светлый нежный весновей волновей тепловей медовый ветр средь ледовых лесов холмов полей?..

Зачем?..

Это Господь посылает южный щедрый мятный теплый ветер Богоблаженной Богородице Роженице средь русских ледяных холмов, чтобы Она не застудила не заморозила не повредила новорожденное Дитя…

Это Господь посылает теплый ветер как летучее овечье одеяло милоть пелену на плечи рамена живожемчужные Ея! Да… да… да!..

И тогда!..

И вот тогда юродивый блаженный Руси Тимофей-Измигул а в Азии дервиш Ходжа Зульфикар нагоходец пришел на Русь на Святой Сочельник

…О Русь моя!.. как давно я не видал Тебя!..

О Русь святая января!..

Снег летит ниспадает залепляет обнимает обвивает тебя струится стремится неоглядно на Тебя…

Как льняная ледяная плащаница на распятого Христа…

Ой Господь! несметна длань метель Твоя!..

Ужель и тут воля Твоя?..

Гойда! Айда!..

И я бреду по немым предрождественским ночным деревням переславль-залесским предчуящим ворожащим холомам холмам!

Господь где воля правда Твоя?

Велика Русь а правде нет в ней места! Ей-ей!.. да!..

На Руси правда — лишь тропка, а ложь — поле неоглядное.

Но в ненастье да в метель в поле без тропки не обойтись… да?..

А метель несметна необорима расплескалась разметалась ныне…

А метель мне очи кочевые выдует выбьет выгонит выест вынет…

И тело стынет…

И было сало а стало мыло…

На Руси правда — собака цепная…

Долго долго люто зло её на цепи держали и держат…

Ныне если выпустишь её — она с алчбы тоски слепоты маяты туготы и неволи всех перекусает!..

Да! да! да! Господь мой! Оле!..

Да как же Ты дозволил?..

Но лучше пусть Правда укусит меня, чем ложь оближет трупоядным льстивым необъятным неустанным гнилым языком…

Ой Господь!

А любовь? А любовь на Руси нынешней? Кто она? Вдова?..

Если нет правды на Руси — нет и любви?..

Если нет в колодезе воды — зачем бадья на цепи?..

Ой Господь!..

Ой метель в переславль-залесских холомах древнерусских гуляет пляшет пьянит дурит поет метет несет!..

Стой Господь!..

Али меня в ночи метельной по холму иль над холмом жемчужным несет уж как селезня гуся крылатого?..

А где нынче гуси-лебеди над Русью?.. Куда их нынче отнесло?..

Али Господь?.. О!.. Ой!..

Я вспомнил.

Я пил из лесного осеннего ручья бегучего ледника близ Семипалатинска-града.

И тут я наклонился над родником и тут что-то колыхнулось раскололось полыхнуло во глуби нетронутых вод…

Словно там рыба белая прошла метнулась зажглась…

Что-то полыхнуло в глубине вод вод вод.

Я поглядел на ясное небо.

Не было ни грозы ни молнии.

И я плеснул шатнул воззвал руками: Господь мой! Что это?

И тут колыхнулась шатнулась пошла содрогнулась вся земля Твоя вся Русь Твоя Господь мой…

И тут я подъял очи кочевые свои очи блаженного странника и увидел в небе осеннем перелетные стаи гусей-лебедей и индийских скворцов.

Только стаи кружили в небе косо тревожно низко и я вышел в поле семипалатинское и там птицы летели близ головы моей и я трогал их руками и они мне давались квелыми крылами мяклыми млявыми…

И тут я увидел что они слепые бредовые.