Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу

— Но не они же все это делали, — не очень уверенно сказала Рыжая. — Не они же уничтожали… свой народ.

— А кто?

— Ну… Чума эта, как ты ее называешь…

— Угу. Как я ее называю. Но что толку винить чуму в том, что она — чума ? Она на то и есть чума, чтобы это делать! Что толку винить кошку в том, что она мяукает и убивает мышей и птичек? И чума убивает . Это ее назначение… А власть — должна не дать ей этого делать. Это — ее назначение. А если просрали все поручики с корнетами, стало быть, говнюки они, а не… А-а, — я махнул рукой, — хрен с ними. Давай выпьем?

— Давай, — кивнула Рыжая. — Черт с ними, с поручиками! Может, ты и прав, хотя… Очень жестоко выходит… Как-то холодно жестоко. В тебе, как будто, разные… Ладно, давай за нас.

— За нас, моя донна, — согласился я, и мы выпили.

В столовую вошел Кот, оглядел нас внимательным взглядом, попил воды из своей миски, потом прыгнул на диван, улегся, вытянув передние лапы и уставился на пламя свечки. Он лежал спокойно, вроде бы даже задремал, только время от времени глаза приоткрывались чуть шире, показывался зрачок и желтовато-красный отсвет пламени свечи вокруг него, а потом они снова прикрывались, превращаясь в узкие щелочки.

— Тебе, правда, переводики подкинуть? — спросила Рыжая, вертя в руке рюмку и глядя сквозь нее на свечку.

— Правда.

— Денежек хочешь? — она посмотрела сквозь рюмку на меня, и я увидел, что она уже явно не трезва. Не совсем пьяная, но… и не трезвая.

— Хочу, — кивнул я, доедая мясо.

— А больших денежек — хочешь?

— Хочу.

— А здесь жить хочешь? — она поставила рюмку на стол, и склонив голову, хитровато прищурилась на меня.

— В каком качестве?

— В качестве? — нахмурилась она. — А-а, ну, в качестве хозяина, конечно.

— Не больше, чем в джунглях, — буркнул я.

— Почему-у? Ах, да, ты у нас — ни рыба, ни мясо… Но видишь, я тебе приготовила и рыбу, и мясо. И всегда бы готовила… А? — она потянулась к графину.

Я перехватил графин, налил ей и себе и пригубил. Коньяк. Не «Мартель», но — не хуже. Я выпил всю рюмку, и в животе сразу сделалось очень тепло, такой мягкий тепловой удар… Мягкий, но — удар .

— А Ковбоя куда денем? — спросил я лениво.

— Ковбоя? — нахмурилась она, выпив; я увидел, что она — сильно не трезва. — А-а… — она засмеялась и опять уставилась на пламя свечки сквозь рюмку. — Ну, представь, что он… исчез.

— А ты, моя донна, осталась при всех его деньжищах? Крутой вариант…

— Нет, — покачала она головой. — Всех его деньжищ мне никто не оставит, если… я жить захочу. Останется, — она прищурилась на рюмку, — квартира, конечно, дача… Не та дача, а большой дом… На ту он мне дарственную сделал, но она… как бы общая — типа общака. Партнерчики его, конечно, дадут кусочек — отступного, но небольшой… Так, штук сто, на бедность.

Я присвистнул. Хороша у нее бедность … Я поднял глаза и встретил ее немигающий взгляд. Пьяноватый, но… Жесткий . Похожий на

( толща воды… спокойная… юркие рыбки… пираньи… )

взгляд Ковбоя на фотографии в спальне.

— А куда… он исчезнет? — спросил я, решив подыграть ей в этой дурацкой игре. — Такие ребята ведь просто не исчезают. Придумай получше.

— Конечно, — сказала она. — Представь, что есть… сейф, — почему-то я сразу отчетливо представил себе облезлый железный ящик, который видел двадцать с лишним лет назад в кабинете заведующего отделом техники безопасности одного НИИ, где я когда-то работал. — Где ключ, я не знаю, но это поправимо. Представь… — она задумалась.

— Ну? И что там, в сейфе?

— Там? Наличных — штук триста «зеленых». Камешков — на два раза по триста, и…

— И вороненый наган — парабеллум? — усмехнулся я.

— Да, не-е-т, — поморщилась Рыжая. — И документы.

— Ну, хорошо, звучит заманчиво. Но как с Ковбоем, родная? Мы его что, убьем? — я глянул на нее, хотел подмигнуть, но… Не знаю, почему, мне вдруг расхотелось продолжать эту дурацкую игру. — Нет, моя донна, криминальный роман мы с тобой не сочиним. Это — профессия, и надо владеть профессиональными навыками. Знать законы жанра, моя донна, — я налил ей и себе коньяку, — а не то такая херня выйдет, что…

— Мы его не убьем, — перебила она меня. — Зачем самим мараться. Просто… Мы пошлем эти документики по одному адресочку — я знаю адресочек — и все сделают другие… Что так смотришь? Не твой жанр? Ну, да-а-а, — она пьяно хихикнула и вдруг изменилась. Вдруг в ней прорезалось что-то… настоящее , что-то болевшее — ты же не по этим делам… Но тебе не это не в кайф. Тебе вообще, за что-то взяться — не в кайф! Ответственность взять на себя… Главой семьи, хозяином — быть не в кайф, — она подмигнула мне, — Ты, ведь, правда, дружок , по натуре, только… — она вздохнула и уставилась на скатерть, — это ведь в двадцать — хорошо… Ты наверно счастлив был, когда тебе в двадцать какая-нибудь шлюшка шептала, что вот этот у нее — для бабок, за того — замуж рассчитывает выскочить, а ты — просто так ! А?.. Но на пятом десятке — в кайф?!. Не-ет, ты ведь сам знаешь, — она покачала пальцем из стороны в сторону, — у тебя, конечно, жена, дочка, но… ты ведь так и не ста-а-л г-лавой семьи и все такое, ты… Только видимость создал — я-то знаю! Зна-а-а-ю!..

Я протрезвел. Она, конечно, здорово готовила… И поила, как надо, и вообще, но… Сейчас она залезла не туда . Если она полезет еще дальше, вечер будет испорчен. Она испортит его мне , а я -

( Их нельзя обижать… Нельзя обижать просто так… Но если сами нападают, то…)

в долгу не останусь.

— Думаешь, у тебя жизнь, б-лядь, — она пьяно икнула и подмигнула мне, — случайно так сложилась? Неуд-дачно, А ты подстегни удачу, рискни, а? Поиграй в эту игру со мной… Но ты не игры боишься, не эт-той игры, ты — того, что п-потом будет, боишься… Со мной повязанным быть, б-лизким … Заб-ботиться обо мне… А?

Я молчал. Пока.

— Д-дура? — она вдруг вздрогнула и тряхнула головой. — Почему — дура?

— Что — почему? — не понял я.

— Почему ты сказал, дура? — она обиженно уставилась на меня. — Что мне, спьяну помечтать нельзя?

— Я ничего не говорил — я думал. И тебе стоит думать , прежде чем говорить… А мечты у вас, ваша светлость, — я расслабился и фыркнул (что, в самом деле, распаляться на пьяную бабу). — От моего любимого автора нос воротишь, а сама такую клюкву… Сейфы, документы, адресочки, — я подмигнул ей, но…

Она смотрела мимо меня, я обернулся за ее взглядом, и увидел, что они с Котом уставились друг на друга. Я тоже посмотрел в глаза Коту, заглянул в его расширившиеся зрачки, в которых отражались язычки пламени свечек, заглянул как-то в глубь этих черных вертикальных ромбиков, быстро превращающихся в круги, и комната качнулась влево, потом — вправо, а потом все стало как-то расплываться, заволакиваться какой-то колыхающейся пленкой… нет, толщей воды, и лишь вдалеке виднелись черные круги кошачьих зрачком с плавающими в них красными точками — отблесками… да, наверное, свечей, но не желтыми, а красными …