Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу

C эрекцией — прекрасно,

(…верховой ездой она занимается, или это — врожденный талант?)

справилась Рыжая, а с похмельем справился я сам с помощью двух рюмок коньяку, выданных мне после завтрака, видимо, за правильное (в смысле эрекции) поведение.

Потом я сел за свой Notebook , осилил с трудом две странички, пока Рыжая убиралась на кухне, и плюнул на трудовую деятельность — как-то не клеилось.

— Эй, Рыжая, — окликнул я ее. — А чего ты сама уборкой занимаешься. Ты же богатенькая — что у вас домомучительницы нет? В смысле — домработницы?

— Да, есть… Танька-поблядушка — приходит два раза в неделю, но… — она выжала тряпку над раковиной, и не сгибая колен, принялась протирать кафельный пол… — Сейчас я ее отшила — зачем она нам?

— Это верно, — пробормотал я, смотря, как она легко нагибается и орудует тряпкой.

— Ты еще будешь работать? — нисколько не задыхаясь, спросила она.

— Не-а. Пущай будет праздник… Имею право?

— Конечно, родной, — Рыжая закончила с полом, сходила в ванну, и вернувшись, предложила:

— Хочешь съездим куда-нибудь?

— Куда? — спросил я.

— Ну… можем — на дачку.

— У вас есть дача?

— Ну, дом загородный, я же говорила тебе… Нет, дача у нас тоже есть, но… Я туда не хочу.

— Хорошая дачка?

— Нормальная… На участке даже кусочек леса есть, но… Туда не хочу.

— Что так?

— А-а, неважно, — она тряхнула гривой. — А дом у нас — классный. Здоровый только слишком, но… Хозяин простор любит.

— Сколько этажей?

— Не считая андерграунда, три.

— А в андерграунде — что?

— Ну… сауна, бассейн маленький, котельная… И гараж. Ах, да, еще спортзал.

Я присвистнул.

— Нет, не поедем. А то я свою печенку от зависти сгрызу.

— Не ври, — рассмеялась она. — Ты не завистливый.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… Это чувствуется. Ну, так что, поехали — искупаемся, на травке полежим, а?

— Не-а, неохота.

— Ну не будем в дом заходить — сразу на водохранилище поедем. Знаешь, какая там водичка классная! И песочек… Пива возьмем. Туда ехать-то — минут сорок, не больше.

— Истринское?

— Ага.

— Ну, и как мы туда поедем?

— Как это? — она удивленно нахмурилась. — На машине.

— И тачка нас со счетчиком там ждать будет? Рыжик, ты богатая, но ты спя…

— Какая тачка? На моей машине.

— У тебя машина есть? Твоя ?

— Я разве не сказала? Ну, извини… Внизу стоит. Мне казалось, когда приехали сюда и мимо нее шли, я сказала.

— Это… Вольвешник девятьсот сороковой? Который поперек…

— Да, нет, — отмахнулась она. — Маленькая. Мерседесик.

Я вспомнил 190-й Мерседес, скромно стоявший, как положено, неподалеку от нагло развернувшейся поперек полос Вольвы.

— Ну… Поедем, если хочешь. Интересно на тебя за рулем посмотреть.

— Я — классная за рулем, — обрадовалась Рыжая. — И Кота возьмем…

— Не надо, — я категорично помотал головой. — Он может убежать…

— А пускай сам решит, — она повернулась к Коту, развалившемуся на диване. — Эй, поедешь с нами? — Кот лениво повернул голову и взглянул на нее. — Не песочек, а? — Кот, не отрывая от нее взгляда, легонько покогтил диван и внезапно широко раскрыл глаза… Даже не раскрыл, а распахнул… и мне почему-то это не понравилось.

Не знаю, почему…

Рыжая задорно щелкнула языком.

— Ну, решай, Котяра… Искупаемся!

Кот встал, спрыгнул с дивана, и подрагивая хвостом, вышел из гостиной в холл. Я выглянул — посмотреть, куда он направился, и увидел, что он вошел в приоткрытую дверь кабинета.

— Скажите, какие гордые, — с ноткой досады в голосе сказала Рыжая.

Я усмехнулся.

— Просто, ты не в масть. Они же купаться не любят. Даже лапы намочить, для них…

— Ох, идиотка я, — Рыжая хлопнула себя ладонью по лбу. — Ну, и ладно, пускай остается. В кабинет пошел?

— Ага… Интересно, почему ему так кабинет приглянулся? А-а, там же шкаф раскрыт — я видел, он уже несколько раз туда залезал и возился с чем-то. Вот когда ты про песочек сказала, он…

Я вспомнил, как раскрылись глаза Кота, и мне опять стало как-то не по себе. Как-то они слишком распахнулись, словно… Сам не знаю. Словно, он удивился чему-то. Не неожиданному — нет, — а чему-то… Преждевременному . О чем он уже знал, но удивился тому, что мы знаем… Вернее, что знает Рыжая.

— Что — он? — нахмурилась Рыжая.

— Да нет… Ничего. Ну что, берем пивка и — вперед?

— Ага. Сейчас оденусь и ключи найду.

Пока она одевалась в спальне, я пошел пообщаться с Котом и сообщить ему, что мы уезжаем ненадолго. Он сидел в кабинете на подоконнике и смотрел на улицу. Окно кабинета выходило не на газон и стоянку перед домом, а на другую строну — я выглянул и увидел за высокой оградой какую-то стройплощадку. Почти пустую. Наваленные тут и там бетонные плиты, деревянные будки, небольшой кран… В общем, почти пустырь, как-то странновато расплывающийся сквозь стекло… Ну да, тройной стеклопакет.

— Мы скоро приедем, — сказал я Коту.

Он повел ухом, но не повернул головы и продолжал пристально смотреть на эту стройплощадку… или куда-то за нее. Я тихонько погладил его и почесал за ухом. Кот ответил любезным мурлыканьем, не отводя взгляда от пустыря. Странно, так пристально он обычно следит у меня из окна за воронами, а тут ничего нет и… Никого нет — виднеющаяся сквозь дымку стекла стройплощадка была совершенно пуста и неподвижна. Ни рабочих, ни птицы, ни ветерка, вообще никакого движения, даже солнца не было, хотя с другой стороны — в трех окнах столовой — оно только что играло бликами и «зайчиками» на жалюзях…

Рыжая окликнула меня из холла, я еще раз сообщил Коту, что мы скоро приедем, и вышел из кабинета. У двери я оглянулся — Кот сидел в той же позе. Я машинально окинул взглядом весь кабинет — одна зеркальная створка шкафа была открыта. Ладно, раз он любит там сидеть, пускай будет открыта. Надо бы поиграть потом с компьютером. Только аккуратненько — запомнить, как все лежало на столе и оставить в том же порядке, хотя…

Что-то на столе уже лежало иначе. Что-то уже сдвинулось, что-то чуть-чуть поменялось, или мне только кажется?

Я не очень-то обращал внимания, когда в первый раз зашел в эту комнату, не запоминал сознательно , но память на какие-то детали (как правило, совершенно ненужные) у меня почему-то такая же, как на печатный текст — мелочи сами зачем-то застревают в мозгу, а потом могут всплыть, совершенно неожиданно, через долгое-долгое время, когда я уже забуду их смысл, забуду главное , забуду, где и когда я это видел. Я помню какие-то кусочки витрин в каких-то магазинах так, словно они всю жизнь стояли у меня перед глазами, хотя давно забыл, где и когда я их видел… Ладно, пора двигать, Рыжей уже не терпится.