Александр Зиновьев - Желтый дом. Том 2

Сначала осмотрели парк, потом — сам ленинский дом. Экскурсовод водил притихших отдыхающих из комнаты в комнату, показывая, где была гостиная, где столовая, где кабинет, где спальня, рассказывая массу интересных подробностей. В каждой комнате Универсал довольно громко ругался матом и шептал, что в таких шикарных условиях и он не отказался бы руководить государством. Услышав ворчание Универсала, экскурсовод сказал, что Владимир Ильич был очень скромным человеком, что сейчас даже заурядный министр, академик или маршал имеет куда более шикарную квартиру и дачу. А вообще-то говоря, верно, сказал он. У академика Петина дачка не меньше этого дворца. Участок, правда, меньше и хуже...

МНС бродил в самом хвосте группы, не слушая экскурсовода и очень живо представляя события той страшной ночи, когда грузовики с чекистами окружили усадьбу, как Сталин со своими людьми вошел в кабинет Ленина, грубо оттолкнув Крупскую, как он сообщил Ленину решение Политбюро, то есть его, Сталина, решение. Хотя исторические факты, здравый смысл и психология деятелей той эпохи восставали против его вымысла, он уверовал в него, как в самоочевидную аксиому. Он на минуту представил себя на месте Сталина. И не столько понял умом, сколько ощутил всем своим телом, что он поступил бы точно так же. Если хочешь узнать правду о поведении человека в трудной ситуации, поставь себя на его место и доверься своему здравому смыслу, подумал он. Да, я поступил бы точно так же.

Потом ели бесплатные бутерброды и пили бесплатный чай, гуляли по окрестностям усадьбы, пели песни, рассказывали анекдоты с участием Ленина. Оказалось, что их огромное количество, что Ленин в них выглядит очень смешным и нелепым. Обратите внимание, сказал Старик, про Сталина анекдотов до сих пор мало, причем в анекдотах он никогда не выглядит смешным. Как вы думаете, почему? Если над человеком можно смеяться, он еще человек, сказал МНС. А если смех над человеком не получается, он уже не человек, а сверхчеловек или недочеловек. Впрочем, это суть одно и то же.

Пока ехали обратно, МНС сделал важное социологическое открытие. Надо различить, думал он, власть волюнтаристскую или деспотическую и власть бюрократическую, действующую в рамках некоей законности. Кроме того, надо различать власть, идущую сверху, и власть, идущую снизу, то есть народовластие. В эпоху Сталина имело место сочетание крайнего деспотизма и крайнего народовластия. В эпоху Хрущева и Брежнева ограничение деспотизма власти было одновременно и ограничением народовластия. Сейчас совершенно очевидным становится то, что именно народ заинтересован больше в уничтожении народовластия, чем власти. Бюрократические же власти заинтересованы в его сохранении, ибо это — их оплот, но в ограниченных и подконтрольных им формах. Ограничение же народовластия и контроль за ним имеют неизбежным следствием ослабление власти деспотической и усиление власти бюрократической. Возрождение сталинизма невозможно без возрождения народовластия. Но народ уже не хочет и не может пойти на это. Нового Сталина не будет!!

— С чего начинается цивилизация? С принципа: и в поте лица будешь добывать хлеб свой насущный. И если это цивилизация, в основе ее лежит этот принцип. А что обещает коммунизм? В завуалированной форме — райское безделье. Труд признается, но какой? Как развертывание неких способностей, заложенных (кто их туда заложил?!) в людях, как удовольствие, как творчество. Да еще в перспективе — как разумное использование свободного от труда (!!) времени. И мы идем к этому идеалу. Но как? Путем ужасающей халтуры, очковтирательства, безделья. Лишь низшие слои трудятся, да и то шаляй-валяй. И мечтают, как бы отвертеться, уйти на «чистую работу», «устроиться». И хоть убей, я не вижу иного выхода, кроме принудительного рабского труда. Коммунизм — это государственное рабство, и ничего другого. И людей выведут таких, которых это рабство будет устраивать. А если о них проявят некую заботу, какую заботливый хозяин проявляет о скотине, так они будут этот строй и его руководителей боготворить.

— Но работать будут все равно плохо.

— Это очевидно. Пока мы питаемся творческими соками Запада. И как-то еще тянемся из-за него. А что начнется, когда Запад будет разгромлен и покатится туда же?

— Может начаться безудержная деградация или на много веков застой.

— Давай лучше не думать об этом. Так мы доберемся до гибели Солнечной системы и даже Галактики.

— Так ради чего все?

— Если брать «^все», то понятие цели лишено смысла.

— Что значит «по потребности», — говорит Старик. — Возьмем, например, баб. Кому из присутствующих этого добра не хватает? Нет таких? А кто из присутствующих удовлетворен вполне? И таких нет? Странно. И Универсал тоже.

— А чем я хуже других? — говорит Универсал. — Баб у нас действительно хватает. Даже в избытке. Но что это за бабы? Хочется что-нибудь стоящее найти. Одну, но такую, чтобы... чтобы... ну, чтобы от нее к другим бежать не захотелось. Говорят, бывают такие. И в книжках о таких пишут. Иной раз на улице такую встретишь, что за одну ночь с ней всю оставшуюся жизнь отдашь. Да все это не про нас. Нам, как и во всем остальном, достается и тут второсортное, подержанное, уродливое. Мы, извините за выражение, и е..ем так же, как и жрем, как и пьем, как и одеваемся.

— Иногда попадаются стоящие, — говорит Кандидат, — но мы привыкли к дерьму и не замечаем их. И не верим, что это — стоящее, боимся остановиться. Надеемся на лучшее, да лучшего уже никогда не будет.

— А сами-то мы лучше, что ли? — говорит Универсал. — Знаете, что про нас говорят бабы? Мне пришлось однажды выслушать сполна.

— И что же они говорят?

— А то, что настоящих мужчин теперь почти совсем нет. Мужик пошел трусливый, лживый, ненадежный. Сам старается за счет баб устроиться. Никакого чувства ответственности. Ничего святого. Пьянство, мат, скабрезности, пошлости. Хватит?

— Похоже, что так.

— Но ведь и среди мужиков попадаются настоящие. Например, диссидентам в смелости не откажешь.

— А вы видели их с близкого расстояния? Были в их обществе?

— Все физически стоящие бабы свои достоинства используют, чтобы получше в жизни устроиться. И в них ничего не остается от той женщины, о которой мы мечтаем.

— Физически стоящие мужики от баб не отстают.

— Все хотят получше устроиться в жизни. И по пути к лучшей жизни теряют свои самые ценные качества — женственность и мужественность в высоком, романтическом смысле.

— Иначе не пробьешься.

— А я не вижу тут проблемы. Надо довольствоваться тем, что есть.

— Верно. Мы вот жрем тут манную кашу и макароны. Но мы же знаем, чта бывают на свете шашлыки и цыплята табака.