Андрей Портнов - Автово

— Какие там пьяные! — захрюкал Владичка. — Просто Дима сейчас погрелся около твоего камина!

— Ну, и что? — не понял я.

— А вот чего! — вдруг, не выдержав, повернулся Рудик и продемонстрировал мне средних размеров дыру на одной из штанин своих брюк. Дыра была окружена эдаким специфичным ореолом, который недвусмысленно давал понять о её происхождении.

— Прожёг? — ужаснулся я.

— Ага! — Владик не дал Рудику вставить и слово. — Стоит и ничего не чувствует, а штанина тем временем дымит и дымит, а ему хоть бы хрен!

— Как это? — снова не понял я.

— Ну, решил я погреться, — начал объяснять Рудик, — замёрз очень. Подошёл почти вплотную к твоему камину — он у тебя такой тёплый. Стою, в окно, значит, гляжу, а тут запах какой-то появился. Я так нюхаю, нюхаю, нюхаю и ничего не пойму — горелым воняет. Смотрю вниз — ба-а-а, моя штанина горит! Я отошёл быстренько, но дыра уже была.

Я слушал его как заворожённый.

— И что, ты ничего не почувствовал? — вырвалось у меня изо рта.

— Ну, как же? А запашок?!

— Дима, — мои глаза горели неподдельным восхищением, — тебе в цирке надо выступать йогой за большие деньги, будешь ходить по раскалённым углям и проходить сквозь огонь.

— Во-во, — подхватил Владик, — а мы будем твоими менеджерами! А про каких это пьяных ты в самом начале говорил? — сказал он уже мне.

— Как? Ну, я же тебе рассказывал, — ответил за меня Рудик, — это летом ещё было.

— Не помню!

— Склеротик несчастный! Ну, как же?! Стою я, однажды, около открытого окна, — начал смачно вспоминать Дима, — а прямо подо мной на травке лежат двое забулдыг. Ну, мне тогда делать нечего было, ну, я и смотрю. Гляжу, один встаёт, смотрит на часы и, толкая второго, говорит:

— К-коля! П-п-п-по-по-ра собаку выгуливать.

А Коля, вообще, уже не дышит и собакой совсем не интересуется. Тот, который немного потрезвее, хрясь его по роже — Коля спит, хрясь ещё раз — аналогично. Ну, тут первый решил сделать передышку и плюхнулся рядом с Колей прямо на травку. Прошло некоторое время. Первый опять встаёт, снова на часы и мямлит:

— Коля! П-п-пора выгуливать собаку!

Коля чего-то пробурчал в ответ и снова отрубился. Тогда первый садится ему прямо на пузо и начинает на нём подпрыгивать и, вообще, выделывать что-то похабное. Коля замычал, но встать не встал.

И вот, напомнив там опять что-то про собаку, первый хватает его за… вот сюда, — Рудик немного засмущался и показал себе на промежность, — … ну, короче, за ширинку и как пошёл за неё мотать мужика, — Рудик стал делать энергичные волнообразные движения рукой вверх-вниз, — туда-сюда, туда-сюда. Тут уж даже сам Коля проснулся, вернее глазки приоткрыл, рыгнул чего-то, но встать опять не встал. А первый так умаялся, видно, что рухнул рядом совсем обессиленный. Я хотел посмотреть, что там дальше будет, но тут кто-то меня позвал, я отошёл от окна, а когда вернулся, мужиков уже не было. Уж не знаю, какую ещё изощрённую пытку придумал первый, но, видно, собачку в тот день от передержания не разорвало.

— Ну, вот и всё, — вздохнул под конец Рудик и глянул вниз, — ой, жалко, конечно, штаны, но что поделаешь!

Чтобы Диме не было так грустно, мы уселись пить чай.

— Прикиньте, — начал через несколько минут я, — а ведь Галя сейчас уже дома. А через несколько недель и мы там будем. Не могу поверить! Как же мы будем жить без нашей общаги, без Сони, без Анечки?!.. А помните, как я с ней познакомился?

— Это в туалете что ли? — спросил Владик.

— Ага, когда она на меня все свои зенки вылупила, Пржевальская наша! А помнишь, Владик, как на следующий день она забежала к нам в комнату, думая, что мы уже закадычные друзья?

— Это ещё зачем? — поинтересовался Рудик.

— А, тебя тогда не было. Сидим мы, значит, с Владиком у себя на кроватях, книжки читаем, вдруг стук в дверь, вбегает Анечка и, как будто мы уже с ней целый век знакомы, обращается ко мне так запросто:

— Ой, привет! Ты представляешь, готовлю себе сейчас обед на плитке (она тогда ещё в 219-ой жила), вышла на минутку, а дверь возьми и захлопнись. Представляешь?! А у меня ключа нет! Ужас! Я теперь не знаю, что мне делать, там ведь плитка включённая, того и гляди, пожар начнётся!

Сказала и смотрит на меня так, будто я ей чего-то должен сделать. А тогда в 217-ой никто не жил, поэтому наша комната была самая ближайшая к ней.

Ну, я, конечно, сижу и на камикадзе походить не собираюсь. Тогда она, видя такое дело, заявляет мне:

— А можно мой друг сейчас через ваше окно проберётся к моему, у меня там форточка открыта. А?

Мне, конечно, жаль было открывать окно, но я подумал:

— А, ну, её, вдруг и вправду пожар начнётся.

И со словами «Давай!» пошёл освобождать подоконник. Анечка дёрнула в коридор и привела какого-то тощего и малюсенького непальца (наверное, специально выбирала), а за ним завалила толпа ещё из 3–4 непальцев. Тут начался галдёж, все подхватили тощего и, без всякого, видимо, на то его согласия, стали выпихивать его в окно. Тощий, конечно, поначалу сопротивлялся, но, поняв всю безнадёгу, полез по карнизу, судорожно цепляясь за выступы в стенах.

— Ну, и чем всё кончилось? — спросил, увлеченный моим рассказом, Рудик.

— Да ничем! То есть ничем интересным — никто не сорвался. Тощий дополз до окна, влез в форточку и открыл счастливой до невозможности Анечке дверь. Вот и всё!

— Да! — подвёл итог Владичка. — Без Анечки будет очень скучно, особенно Рябушко.

— Вот и попили чаёк, — заключил я. — Дима, не забудь, что завтра мы идем в Эрмитаж. Надо закончить наше, так хорошо начатое, путешествие.

— Да-да, я помню, — отозвался Рудик.

Мы отодвинули чашки, встали и начали убирать со стола…

На следующий день выдалась ужасно холодная погода, но, не смотря на это, мы с Рудиком шагали по Дворцовой площади.

Я считал просто своим долгом закончить так хорошо начатую программу по освоению одного из крупнейших музеев мира. Я бы не простил себе, если бы уехал из Питера, не осмотрев Эрмитаж полностью. И сегодняшний день должен был стать последним рывком.

Так оно и получилось. Уже к обеду я и Дима были людьми, которые осмотрели Эрмитаж полностью! И я этим гордился.

Но, осмотрев великую сокровищницу, на меня нахлынуло какое-то необъяснимое чувство. Я не знаю, как это объяснить, но с окончанием осмотра Эрмитажа заканчивалось что-то ещё. Как будто я прощался с чем-то прекрасным, неведанным, с самим очарованием… Это было начало конца. Большой Город начал прощаться со мной…

Незадолго до этого мы ездили в билетные кассы, чтобы купить себе билеты домой. Я всё откладывал этот шаг, пока, наконец, дальше откладывать уже не было возможности. Конечно, я мог взять билеты и на апрель, но я понимал, что без своих друзей покинуть Питер мне будет почти невыносимо. И вот, договорившись со всеми, мы взяли билеты на одно число в один вагон.