Анатолий Постолов - Речитатив

– Ну что ж, – ответил Варшавский и, сузив глаза, внимательно посмотрел на Юлиана, – если вы готовы быть реципиентом…

– Не-е-т, я лучше буду членом и одновременно председателем жюри, а вы уж свои способности испробуйте на прекрасной даме, тем более что она очень подходящий реципиент, реципиентней просто не бывает.

Виола прикусила губу и пожала плечами. Варшавский встал и прошелся по комнате, слегка потирая руки.

– Вы давно уехали из России? – спросил он Виолу.

– В 1987 году… через месяц будет почти юбилей – семнадцать лет…

– То есть главные события в российской истории прошли мимо вас. Все великое и смешное, так сказать… Конечно, есть газеты, телевидение, но по ним иногда трудно понять реальную подоплеку событий.

– Я в общем-то все представляю немножко лучше… Я три раза ездила в Питер. У меня там мама и папа живут. Они, правда, давно уже в разводе, отец ушел от мамы, когда мне было десять лет, но у меня все равно никого роднее их нет…

– А что ваши школьные товарищи, как сложились их судьбы, видели кого-нибудь?

– Видела нескольких подружек… А почему вы спрашиваете?

Варшавский перестал ходить по комнате, сел на стул, сцепил пальцы и, слегка потирая ладони, сказал:

– Я попрошу вас сделать такой простой эксперимент. Возьмите листок бумаги и напишите на нем имена своих школьных друзей, соучеников… кого вспомните.

– Просто имена, без фамилий?

– Да-да. First name, как здесь говорят.

– А что вы собираетесь делать? – спросил Юлиан. – Приоткройте завесу.

– Я собираюсь на самом деле делать то, что делаете вы как психотерапевт, то есть провести сеанс с несколькими людьми, но они никогда об этом не узнают, так как находятся далеко отсюда. Я загляну в их жизнь с одной только целью… – Варшавский задумался и зафиксировал свой взгляд на стене, там, где должна была висеть картина, так никогда и не повешенная Юлианом… – Я измерю их температуру – вот и все.

– Температуру тела?

– В каком-то смысле – да…

– А в каком смысле?

– Юлиан, вы хотите заглянуть в лабораторию алхимика глазами инквизитора, а не беспристрастного члена жюри. Так ничего не получится. Единственное, что я могу вам сказать… говоря о температуре, я имел в виду не физическое, а астральное тело.

Юлиан усмехнулся:

– Мы должны поверить вам на слово, не так ли?

– Мое слово для вас мало что значит – это я понимаю, но Виолетта может связаться со своими друзьями, и тогда вы будете решать, работает мой дар или я просто вас развлекал, чтобы убить время. Итак, – добавил он, взглянув на Виолу.

Она молча протянула ему сложенный вдвое листик бумаги.

– Я написала девять имен. Это люди, которых я помню достаточно хорошо.

Варшавский стал рассматривать список и делать на нем пометки. Юлиан и Виола молча смотрели на него, причем «статус лица» у Юлиана явно перешел границу зубной боли, зато Виола оставалась очень серьезной, но в эту настороженную серьезность время от времени вкрапливались полудетские оттенки нетерпеливого любопытства и с трудом сдерживаемого азарта.

– Энергетика человека – это не аморфная система, – неожиданно произнес Варшавский, отрываясь от своего занятия, – а нечто постоянно изменяющееся, текучее, и для этого потока не существует замкнутого пространства. Энергетика каждого индивидуума создает свое информационное поле, которое может частично улавливаться экстрасенсом. Вот, скажем, я смотрю на имя «Вадим» и сразу вижу неумеренно честолюбивого человека, одержимого стремлением доказать свое превосходство или подчеркнуть свой авторитет, где только можно; у него исключительно целенаправленный характер, но я также вижу толчковую силу его честолюбия – это страх. Волны страха колобродят в нем: боязнь ошибиться, поставить не на ту карту, потерять приоритет…

Варшавский вопросительно взглянул на Виолу.

– Да, Вадик был очень такой… вы, пожалуй, правы – в нем кипело честолюбие. Подруга мне рассказывала, что он…

– Вот видите! – перебивая ее, высокомерно улыбнулся Варшавский. – К сожалению, не все индивидуумы так легко раскрывают себя. Скажем, вы написали имя «Лена». Кто она, близкая подруга?

– Да, мы уже много лет дружим, и я с ней виделась дважды, когда приезжала в Питер.

– Мне она представляется исключительно замкнутой натурой. Ее оболочка почти не светится. В ней не кипят страсти, она не принимает кардинальных жизненных решений, живет очень обособленной жизнью, у нее мало друзей… Верно?

– Похоже, – не совсем уверенно произнесла Виола.

– Но у вас есть и другая подружка, которую вы обозначили именем «Елена», полагая, как видно, что я запутаюсь в двух одинаковых именах, – Варшавский покачал головой и почему-то взглянул на Юлиана, словно провоцировал его отреагировать на эти слова, но Юлиан сидел с непроницаемым видом. – На самом деле ваши опасения напрасны. Когда вы записывали имя человека, оно сознательно или неосознанно ассоциировалось у вас с конкретной личностью, вы его мысленно представили, даже если это был мимолетный набросок, вами не зафиксированный как образ. Но подсознательно, упоминая имя человека, мы делаем как бы зарубку на дереве, а лучше сказать, метку– вроде той, что оставляет собачка с целью рассказать о себе другой собачке. Сравнение мое, может быть, не совсем удачное, но лучше передает суть явления. Я и есть тот другой пес, который расшифровывает вами закодированный образ, и мне в общих чертах рисуется характер человека. Вот, посмотрите на свой список. Против каждого имени я сделал определенные пометки, кое-где поставил плюсы и минусы или просто буквы. На первый взгляд все выглядит, как полная бессмыслица, но для себя я разработал знаковую систему, такой энигматичный код. Где сейчас находится данный человек, чем он занимается – я не знаю. Но его имя, будто ковшик, опущенный в энергетический поток, зачерпнуло и сохранило какие-то молекулы его души, понимаете? А поскольку душа находится далеко за океаном, то я довольствуюсь малым – осколками, разбросанными в космосе, куда мне дозволено заглядывать, но получать лишь общее представление о характере того или иного человека. Кстати, на этом принципе построены гадания по фотографиям или на картах Таро. Карты вообще парадоксальным образом как-то связаны с библиотекой Акаши. Их мистическая сила даже для меня – полная загадка. И вот, посмотрите, Виола, я из ковшика каждого имени добыл какие-то элементы характера человека и попытался тут же зафиксировать увиденное. Но, признаюсь, несколько имен для меня остались в полном тумане, и тому, видимо, есть свои причины. Вы ведь уроженка Ленинграда?

Виола кивнула.

– У вашего поколения нелегкая судьба. Немудрено, что для многих перестройка и послеперестроечный беспредел оказались непреодолимой планкой. Вот эти люди – Никита, Борис и Валентина – они почти мною не просматриваются, живы ли они?