Анатолий Постолов - Речитатив

– А дальше – больше, – произнес Юлиан, доставая из коробки две эбонитовые палочки с мелким золотистым орнаментом и скрещивая их на манер алебард в руках неподкупных стражей будуара ее величества.

– В древней Японии самураи носили хаши, как боевой меч на бедре, и если самурай был правша, он правой рукой доставал меч с левого бедра, а левой рукой – хаши с правого, если же он был левша, как я например, то все происходило наоборот. Главное в этом деле не перепутать очередность. Первым всегда идет меч. Демонстрирую…

Юлиан привстал и скрестил руки на бедрах, будто готов был достать из карманов джинсов воображаемые орудия нападения в древней японской армии. Дарья чуть откинулась на своем стуле и приоткрыла рот.

– Мечом самурай сносил голову врага, а с помощью хаши делал вроде контрольного выстрела – протыкал ему глаз.

Юлиан выбросил вперед правую руку и покрутил подарочное хаши перед Дашиным носом. Даша часто заморгала.

– Дарья, он шутит, – сказала Виола.

– Я понимаю, что шутит, – очень серьезно произнесла Даша, не сводя глаз с Юлиановой левой руки. – Только все равно страшно. Юлик, ты прямо на самурая сейчас похож. Ты раньше таким не был…

– Это он на нас испытывает новый способ лечения, – сказал Устинов. – Юлик, признайся, что ты у себя в офисе устроил театр Кабуки и всех пациентов лечишь по-японски, размахивая палочками для еды.

На самом деле ты близок к истине, – усмехнулся Юлиан. – Я размахиваю дирижерской палочкой. Ключик не даст соврать. Я, ребята, руковожу целыми оркестрами и хоровыми капеллами. И музыка ведет пациентов за своей дудочкой, как овечек… И если я вам сейчас расскажу…

Юлиан замолчал.

– Расскажи, расскажи… заерзала на своем стуле Даша.

– Не могу. Я дал самурайскую клятву. Даже Ключик не ведает, что происходит в музыкальной комнате. И потом, я еще не закончил эпопею про японские хаши, а это необходимо сделать как можно быстрее, потому что, я вижу, нам уже несут подносы с едой, так что ты, Даша, можешь первой опробовать мои подарочные хаши в деле. И такое преимущество перед своим мужем ты получишь, благодаря американской демократии.

– А при чем здесь демократия? – спросила Даша, чуть осоловело хлопая глазами и явно начиная уставать от Юлиановых загадок.

– А вот при чем. Рассказываю мало кому известный эпизод из американо-японских отношений, который поярче, чем театр Кабуки, освещает силу и слабость древней традиции. В Японии с феодальных времен по сей день существует суровый закон: женские хаши должны быть по размеру короче мужских, но в Америке это правило не прижилось, потому что феминистки в Конгрессе потребовали уравнять хаши в правах. Заняв лучшие места на галерке Конгресса, они постоянно мешали заседаниям, громко стучали своими палочками по чему придется, и в конце концов американский Конгресс принял историческое решение: всем японским ресторанам было велено подавать гостям чопстики одного размера. Несколько владельцев японских ресторанов покончили с собой, не вынеся такого позора…

Юлиан остановился и немигающими глазами уставился на Дарью. Она чуть приоткрыла рот и так часто заморгала, что, казалось, ресницы ее вот-вот сорвутся с насиженного места и трепетно воспарят над столиком, как ночные бабочки. Виола беззвучно хохотала, опустив голову. Устинов посмотрел на Юлиана с ироничной улыбкой и, полубняв Дашу, сказал ей:

– Это Юлик анекдот травит, Дашуня, сними напряжение.

– Правда анекдот? – спросила Даша.

– Как минимум двадцать процентов правды, а это намного больше, чем в выступлениях политических деятелей. Вот и судите: анекдот или рассказ очевидца.

– Ой, ну ребята, я знаю, что наивная, а что делать? Я всем верю. – Дарья беспомощно пожала плечами. – Я когда молоденькая была, надо мной издевались, кто только мог. Знаете, как я первый раз в жизни варила макароны? Мне только-толь-ко девятнадцать лет исполнилось. Я тогда заочно была влюблена в Золотухина, просто на все его спектакли на Таганку ходила. Однажды увидела его днем в ресторане и смотрю – ему принесли тарелку макарон «по-флотски». Пришла домой, лежу и думаю: а вдруг у меня с ним начнется роман, и вот, приглашу я его к себе в гости, и он у меня спросит: «А скажите, Даша, вы макароны сварить можете? А то очень кушать хочется…». И что я отвечу? В общем, купила пачку макарон. А как их варить не знаю, иду к соседке, спрашиваю… Она мне и говорит: надо поварить минут пятнадцать, а потом бросить их об стенку, – если прилипнут – значит готовы.

– И ты бросила? – спросил Юлиан.

– Бросила.

– Все сразу?

– Нет, ну я же не совсем… Взяла несколько штук и бросила. Они и прилипли. Значит, готовы.

– Будет вам смеяться над чужой наивностью, – встала на защиту подружки Виола. У меня тоже был случай, когда первый раз решила сварить суп для мужа и сильно пересолила. Он попробовал и говорит: «Меня с такой страстью еще никто не любил».

– И ты поверила? – спросил Устинов.

– Поверила. Наивная была.

– В твой бы суп да Дарьины макароны бросить, представляешь, какой любвеобильный напиток получился бы – можно царевен-несмеян лечить, – заметил Юлиан.

– Ну вот, – огорченно произнесла Даша, – я все ждала, думала, послушаю твои рассказы о новом методе лечения, а получается, что только о палочках для еды и говорили…

– После вашего японского путешествия, друзья мои, мы соберемся здесь же, в «Нике» или у нас дома, и я вам кое-какие подробности нового метода обязательно открою, – объявил Юлиан. – А пока у меня было всего два клиента, и я до сих пор от них отойти не могу. Если завтра после третьего слягу, вам, девочки, придется тандемом варить мне лечебный бульончик, хорошо пересоленный и с липкими макаронами, мать их об стенку.

Дверь распахнулась, и на пороге возник невысокий, но довольно импозантный мужчина в бархатном бежевом пиджаке, идеально отутюженных брюках и в ковбойских остроносых до блеска отполированных полусапожках с латунными бляшками на носках.

– Не помешаю? – спросил мужчина, широко улыбаясь и, слегка грассируя, добавил: – Позвольте представиться. Фамилия Дарский. Зовут Максом. А вы, если не ошибаюсь, мистер Давиденко?

Юлиан кивнул и жестом пригласил гостя сесть, с любопытством рассматривая его не совсем стандартный гардероб, в котором странным образом уживался куртуазный прикид с ковбойским притопом.

– Иду после вас в ресторан справлять именины одной знакомой, – сказал посетитель, поймав взгляд Юлиана. – Женщина необыкновенная, настоящая SMW.

– Что это значит? – спросил Юлиан.

– Self-made woman – лет двадцать с лишним назад приехала из Москвы, где занималась кройкой и шитьем на дому, а в Америке приобрела специальность художника по костюмам. Вот уже десять лет работает в Голливуде – придумывает наряды для их звездной братии и обладает исключительным вкусом. Ее два раза на Оскара выдвигали. Прийти к ней на день рождения в неряшливо заправленной рубашке или, не дай бог, в джинсах – значит не только быть осмеянным в пух и прах, а просто потерять ее уважение и – как результат – контрамарки в просмотровый зал гильдии киноактеров, где показывают новинки до выхода на широкий экран, а после премьеры выступают сами кинобоги. Вы на такого рода мероприятия когда-нибудь попадали? Мне повезло. Первый раз я туда попал года полтора назад на закрытую премьеру «Пианиста» – это фильм Романа Поланского. Прекрасная работа. Адриан Броуди выступал после просмотра и говорил минут двадцать, если не полчаса, видимо, хотел наконец-то выговориться на публике – он в фильме сыграл не очень-то разговорчивого персонажа. Вы, кстати, видели «Пианиста»?