Анатолий Постолов - Речитатив

– Кто вы сказали – утешает?

– Мишка Смех. Товарищ мой. Он постарше меня, в совке отсидел срок. У него кличка Мешок.

– А зачем такому человеку придумывать кличку, если у него фамилия сама по себе и есть кличка. «Смех», – так кажется?

– Смех, – подтвердил Григорий. – Но фамилия ему – не пришей кобыле хвост. Вот уж мешок – он и есть мешок. Он жирный, как будда, смотрит на тебя, будто ты ему вечно должен непонятно за что… Но очень умный… У него любимая поговорка, знаете, какая? «Все свое ношу с собой: очко, очки и тапочки».

– Очко, очки и тапочки… – задумчиво повторил Юлиан, пощипывая кончик носа. – А какие тапочки, белые?

– Не-е, – засомневался Григорий, морща лоб, – он с дуриловкой давно завязал, я думаю домашние, войлочные… Но дело не в нем, понимаете, а в том, что… В общем, вот послушайте, что со мной случилось. Недели две назад еду в машине, музыку слушаю, а мысли почему-то только вокруг предстоящего юбилея. Такие совершенно тупые мысли: как посадить гостей, чтобы они глотки друг другу не перегрызли, и какую водку лучше ставить: «Абсолют» – он подешевле, или «Серого Гуся». А где-то сзади, вот тут, – он внятно постучало себя по затылку, – как долотом колбасят: это все, Гриша, кранты… Кончилось ваше время, товарищ маузер. И так вот еду я с этой задней мыслью, и вдруг по радио Битлы запели «Yesterday»… Вот тут меня, будто кипятком окатило. Заплакал, как пацан… Да что там, просто зарыдал. Себя жалко стало. Остановил машину, прижался к тротуару и рыдаю до истерики. Отрыдал, высморкался, и опять пошло… С этой минуты просто, как хомут на меня надели. Ничего не могу делать нормально, в удовольствие. Как про юбилей вспомню – плакать хочется. Если люди рядом, я срываюсь, бегу в туалет или куда-ни-будь в закуток сопли пускать. На меня уже смотрят как на ненормального. А на днях книжка одна мне в руки попала, называется «Магия цифр» или что-то в этом роде. Ну, я полистал и забыл, а ночью лежу… мысли разные в голову лезут, заснуть не дают… И вдруг до меня дошло. Все дело в цифре. Чем человек старше становится, тем страшнее ему судьба цифру выбирает. За каждой цифрой стоит идея, понимаете, только не та, которую эти каббалисты придумали.

– Что-то плохо я вас понимаю.

– Ну смотрите, вот вам, скажем, двадцать лет. Нолик это как бы общий знаменатель, он как бы нейтральный, а вот двойка… Вы посмотрите, на что двойка похожа? Да это же конь! Горячий, загартованный, поджарый… конь-огонь, и с ним по жизни не кандыбаешь, а летишь… И в то же время не он вами, а вы им управляете и не боитесь, что он вас сбросит или понесет, потому что вы его крепко за узду держите. Да и он чувствует, какие по крупу яйца елозят – налитые, как антоновка, или хлипкие, как моченая слива. – Григорий неожиданно замолчал. Глаза его увлажнились и покраснели, лицо сморщилось, будто он хотел чихнуть, но передумал… только губы мелко задрожали, он сглотнул слюну и тяжело, с надрывом втягивая воздух, продолжил: – Но вот… тридцатник стукнул. Тоже хорошая дата. Тройка – это же баба – сочная, жопастая. Кровь с молоком. Если на тройку долго смотреть, можно возбудиться. Клянусь! Вы попробуйте.

– Знаете, если на палец долго смотреть, тоже можно возбудиться…

– Вы погодите, доктор, я ведь не туда веду, куда вы подумали. А веду я к следующей цифре. Совершенно она с тройкой не сравнима. Строгая она. Будто напоминает: ну чё, мол, покувыркался в свое удовольствие, пора и честь знать. Но это вроде намека, а вообще четверка цифра хорошая. Вот что вам четверка напоминает?

– Ничего. Абсолютно ничего не напоминает.

– Да вы присмотритесь – это же флажок на древке. Значит, вы еще боец, надеетесь на победу, и конь под вами еще грудную жабу не заработал, и всякие у вас еще планы… Но чем ближе к полтиннику, тем этот флажок труднее и труднее высоко нести, и уже не вьется он по ветру, а висит, как… Одним словом, понимаешь, что доигрался. Это я вам не с чужих слов говорю. Это не в русской бане трепаловка. Вот где у меня мой полтинник сидит! – сказал он с горечью и ткнул себя пальцем в область печени.

– Ну и чем вам пятерка не угодила?

– Доктор, вы посмотрите на нее повнимательнее – это же серп.

– Тот самый?

– Тот самый.

– Глупости. Вы себя настроили на отрицательный результат и не можете сойти с этой колеи. Лично мне в пятерке видится крепкая упитанная бабенка, немного потяжелевшая книзу, но ведь и вам не двадцать лет. Так радуйтесь. Берите от жизни то, что можете осилить, согласно расписанию.

Григорий посмотрел на Юлиана, как умудренный опытом старший брат смотрит на своего младшего братика-недотепу.

– Доктор, вам сколько лет, если не секрет, конечно?

– Мне будет сорок шесть.

– А-а, ну так вы еще два-три годика поживете, как Чебурашка глазками хлопая, а потом я на вас посмотрю…

Григорий неожиданно посуровел и уставился на вешалку, стоявшую в углу комнаты.

Юлиан выжидательно помалкивал.

– Дальше – еще хуже, – продолжил пациент. – Шестьдесят, если доживу, конечно, это как тупик.

– Шестерка по-моему самая безобидная цифра, – усмехнулся Юлиан. – Ни к чему не обязывает…

– А что вам шестерка напоминает?

– В карточном смысле лучше, конечно, туза иметь на руках.

– Да это же удавка, доктор, петля! И вам голову в нее совать не надо, она сама вас найдет. Вот в шестьдесят все главные беды и начинаются: поясница никогда не болела? Будет. Давление не прыгало? Прыгнет. Ноги не крутило? Закрутит.

И остальные тридцать три несчастья тут как тут. И бессонница, и язва, и давление… И не оттого, что за курочкой погнался, а оттого, что лишнюю рюмку выпил. Я все это знаю не по себе, я же каждый день встречаю этих мужиков, которым шестьдесят стукнуло. Но, считайте, повезло вам – перескочили и этот перевал. А тут обухом по голове – семерик подкрался.

– Вас будто зациклило. Семерка, то есть семьдесят лет, совсем не такой плохой возраст, если смотреть на мир не с вашей колокольни пессимиста, а, например, с коня, как смотрел Рейган.

– С какого коня?

– Помните известную фотографию: Рональд Рейган на коне? Лет ему примерно семьдесят, и он в своей техасской шляпе и ковбойских сапожках выглядит очень даже недурно.

– Так то ж президент.

– Дело не в звании, а в отношении к жизни.

– И конь под ним муштрованный. Он крупом чует, что президента катает.

– Да не в коне дело. Смените пластинку, Григорий.

– Меняй не меняй, а семерка все равно подсечет.

– Что вы такого смертельного в несчастной семерке нашли?

– А вы приглядитесь, это же коса…

– Какая коса?

– Девичья! – с ехидством произнес Григорий и бросил на Юлиана полупрезрительный взгляд. – Неужели не догадываетесь. Что-то у вас с воображением туго.

– Опять вы за свое. А почему бы не представить себя косарем на лугу. Осень. В символическом смысле – осень жизни, но какое же это удовольствие собирать плоды трудов своих. Помните, как у Чехова – косари на степном раздолье. Упоение трудом, мысли о том, что вот эти колоски помогут пережить нелегкую зиму… И пусть жара, льется пот, оводы да комары кусают, но внутренняя убежденность в необходимости этой работы перетягивает на свою сторону… Вам такая картина разве не нравится?