Джессика Дюрлахер - Дочь

— Они поджидают в коридоре. Они шпионят за мной. Погляди-ка, ладно?

Я выглянул в коридор. Там было пусто. Я вернулся в комнату.

— Эстер? Сэм Зайденвебер написал воспоминания.

Ее бледно-голубые глаза теперь смотрели на меня.

— Макс, — сказала она. — Ты правда тот самый Макс?

— Да, Эстер. Как у тебя дела?

— Боже мой, Макс, неужели ты до сих пор ее ищешь?

— Да, Эстер, я ищу ее. Я все еще ищу ее. Ты не знаешь, где она?

— Бедный Макс. Сабина никогда не вернется… — Она заплакала. — Оставь ее в покое, Макс. Я так долго ее не видела.

— Да, но… — Я понял, что так мне ничего не добиться, и спросил по-другому: — Кем был Эдельштайн?

Ее взгляд оставался ясным, голос стал выше и звучал нормально.

— Макс, — сказала она, — я могу тебе доверять? Ты действительно был у Лизы Штерн?

Я кивнул. Она пристально посмотрела на меня. Потом глубоко вздохнула:

— Тогда ты все знаешь.

— Да.

— Извини меня, Макс. За то, что раньше я никогда… Это было просто невозможно…

— Я понимаю, — к своему собственному изумлению пробормотал я.

— Ханс Эдельштайн погиб. Его убил в Заксенхаузене Миннэ ван Флиит. Миннэ Феддерс ван Флиит. Мой возлюбленный, мой муж. Он тоже сидел в этом лагере, Бог знает за что, даже боши обманули его ожидания. Я его любила, Макс, понимаешь? Я была влюблена в него! Что теперь с этим поделаешь? Влюбиться не в того , как может такое случиться? Простая физиология, вот что это было, вроде неизлечимой болезни, и я не хочу больше ничего знать. Он не выглядел мерзавцем, он мог быть невероятно нежным и милым, он был ученым, казался человеком, которого можно уважать. Но все эти годы меня мучили подозрения. Что-то было не так. Этот паспорт, с ним произошло что-то странное. Когда я узнала об этой бляди, с которой у него была связь, то решила докопаться до истины. И у меня хватило на это силы и ярости…

Она снова заплакала.

— Он был моей ошибкой, понимаешь? Никто этого не знает. Я никому никогда не рассказывала. Все началось с предательства. Он не хотел таким быть, я это точно знаю. Но стал таким! Он был несчастен — после того, как умер от какой-то болезни его брат, герой Сопротивления. Люди предают из стыда, из чувства вины, и его бессилие происходило оттуда же. С этого все началось. А потом он начал развивать идеи, которые привели к продолжению. Он был…

Она замолчала.

Я перевел дух.

— А Сабина? Сабина знала об этом?

Она удивленно поглядела на меня:

— Сабина не знала, ничего не знала. Сабина думала, что Ханс — то, что я ей о нем рассказывала. Я ведь тоже сначала ничего не знала. Только чувствовала: что-то там не так. Он был слишком молчалив. Его рассказы были слишком короткими, это так странно. Я чувствовала это, я пыталась облагородить его историю, пробовала понять — честно говоря, ради Сабины. Но все переменилось, когда я узнала о нем и об этой шлюхе — тогда я сломалась. Тогда я взялась за дело. Все разыскала, все вытащила на свет Божий. Поехала в Антверпен, к Юрию Эдельштайну. В Амстердам, в Архив Второй мировой войны. В Иерусалим, в Яд-Вашем [57] Яд-Вашем — «Мемориал Катастрофы и героизма», музей и исследовательский центр Холокоста в Иерусалиме. . Почти год потратила на это. Было так трудно, я ничего не знала о нем и не хотела, чтобы Сабина заметила, чем я занята, пока я не буду во всем уверена. Пока не переверну все вверх ногами. Только когда у меня не осталось больше сомнений, я сказала ему все. И он сразу ушел. Только после этого я позвонила ей. Моей девочке. Ей одной я могла выложить мой позор, археологию моей несчастной жизни, моей несчастной любви. Когда я все точно узнала. «Приезжай домой, — сказала я ей. — Я узнала, что за человек твой отец». Она подумала, что я сошла с ума, но вытянула из меня всю историю, прямо по телефону.

Через несколько часов она приехала, со всеми своими вещами. И я еще раз ей все рассказала и показала. Фотографию Ханса Эдельштайна, приговор, который ему вынесли. Я дала ей послушать пленку с рассказом Лизы Штерн. Но она все еще не хотела мне верить. Она хотела все услышать от него .

— Когда это случилось, Эстер? В какой день недели?

Кажется, она меня не услышала.

— Она преклонялась перед ним. Она преклонялась перед своим отцом. А я обожала ее, и я не могла видеть, как она на него молится. Неудивительно, что она мне не поверила. Конечно, она не хотела мне верить!

Она терла глаза кулаками, как маленький ребенок, чтобы остановить льющиеся слезы.

— Ты лучше меня знаешь, что она тебе поверила, — сказал я. — Она поверила тебе сразу. Иначе она не стала бы забирать все свои вещи, так?

Она затихла и кивнула.

— А что мне было делать? — всхлипнула она. — Надо было промолчать?

Я спросил:

— И она нашла его, своего отца?

— О да, конечно. Она у нас упорная. Всегда была, совсем как я. Она с ним поговорила. И что бы ты думал? Он все отрицал. Наверное, благодаря этому она поняла, что ничего не должна была проверять, потому что поверила мне с самого начала. Что на самом деле ей не нужно было его признание. И с тех пор вела себя так, словно он умер.

Он уехал в Южную Америку и дал мне знать об этом. Я думаю, он боялся наказания. Я собиралась получить ордер на его арест, но быстро отказалась от этой идеи. Я не хотела — из-за Сабины. Он исчез, и я решила оставить все как есть. Она тогда уехала в Америку. Не хотела говорить почему. На самом деле, Макс, она ненавидит меня. Потому что я ее родила, потому что я его любила, потому что я ей лгала, потому что я слишком поздно все это… Это одна из причин, почему она осталась в Лос-Анджелесе. Она не хотела больше возвращаться.

— Но вы с ней разговаривали?

Она беспомощно посмотрела на меня:

— Она иногда звонит мне. Раз я у нее была, летом тысяча девятьсот девяностого. Тогда мы наконец поговорили. Но возвращаться назад она все еще не хочет.

— Когда ты последний раз с ней говорила?

Она беспомощно взглянула на меня, в ужасе от собственной забывчивости.

— Господи, я и не помню. Неделю назад? Или месяц? Не знаю.

— Она тебе не сказала, где она сейчас?

— Нет, об этом она никогда не говорит. С ней ведь ничего плохого не случилось?

— Эстер? Имя Сэма Зайденвебера тебе ничего не говорит?

Она кивнула, дважды. Я видел, как она устала. Но я уже не мог остановиться.

— Зайденвебер описал всю эту историю, Эстер. Получилась целая книга. Нынешней осенью она выходит.

Она потрясенно смотрела на меня. Потом взяла меня за руку:

— Сэм Зайденвебер посвятил свою книгу твоей дочери, Эстер.

Слезы снова побежали по ее лицу.

— Макс? — прошептала она. — Обними меня, пожалуйста, а?

После разговора с Эстер ярость моя исчезла.

Но что-то все еще мешало мне. Очевидно, столкнувшись с этим морем позора и вины, я почувствовал свое бессилие. Придется ждать, пока она не позовет меня, иначе у нас ничего не получится.