Константин Кропоткин - Содом и умора

— Шампанское, шампанское! Где ваши кружки? — вопил из гостиной Марк, забыв и про кокос, и про недостающих участников новогоднего представления.

Из кухни доносились глухие удары.

— Помогите! — стесняясь, крикнула Лилька, пока я, с мусорным ведром наперевес, пытался вырваться на волю.

Кавказуха рыкнула, а я вернулся на край ванной.

— …Десять, девять, восемь, семь… — в гостиной отсчитывали последние секунды старого года.

— Бум-бум-бум, — аккомпанировал Валера, добивая кокос.

— Отряд не заметил потери бойца! — сказал я.

— С Новым годом! — кричали снаружи.

— С Новым счастьем! — ответила Лилька, с ненавистью глядя на кавказуху.

Та заворчала, давая понять, что шуток не понимает.

В этот момент что-то грохнуло и повалилось.

— Перестарался, — сказал я, уверенный, что вместе с кокосом Валера разрубил и табуретку.

Как в воду глядел.

Испытания новогодней ночи плохо повлияли на Марка.

— Раз-два-три, елочка гори! — окончательно впав в детство, декламировал он.

Марк воткнул вилку в розетку и пальма вспыхнула ярче, чем фондю.

Дубай, слишком хорошо знакомый с огневыми шоу (на рукаве его свитера красовалась внушительная дыра), пугливо дернулся. На остальных переливающиеся гирлянды не произвели никакого впечатления. Все были заняты.

После того, как на кухне собрали останки табуретки и кокоса, а потом обнаружили нас с Лилькой; после того, как кавказуху отвлекли куском колбасы, а она все равно тяпнула меня за ногу; после того, как овчарка чуть не взломала дверь туалета, желая чего-нибудь повкуснее моего ботинка — после всего этого ужасно хотелось есть.

На счет «раз» Кирыч внес торт со взбитыми сливками. На счет «два» к нему потянулись руки. А на счет «три» Кирыч смотрел на пустое блюдо, пытаясь понять куда все подевалось.

За тортом последовал фруктовый салат с корицей и медом. Но и он не спас положения. Народ требовал продолжения банкета.

Есть было нечего.

— Может лапши сварить? — предложил я, вспомнив про пачку спагетти, оставшуюся, кажется, еще от прежних жильцов.

— Идея! — воскликнул Марк.

Он выбежал в коридор и вернулся с кастрюлей.

«Лилькин винегрет», — екнуло мое сердце.

Я хотел было проинформировать гостей, что в кастрюле успел порыться Вирус, но, увидев, как у них загорелись глаза, промолчал. «Пес у нас ухоженный. Все прививки сделаны», — придумал я оправдание. Правда, себя обмануть не удалось. Для вида поковырявшись в винегрете, я отложил вилку в сторону.

— Райское наслаждение, — простонал Валера с набитым ртом.

— Бабушкин рецепт, — Лилька зарозовела от комплимента, прощая Валерию расчлененного сенбернара.

— Надоели все, — сказал Адам, с элегантной расслабленностью входя в квартиру в третьем часу ночи.

Он был в короткой белой шубе с черными пятнышками, напоминающей не то далматина, не то буренку. На его голове красовался фиолетовый цилиндр.

— После «Вдовы Клико» захотелось чего-то безыскусно-простого, сердечного, — сказал он и, скинув шубу прямо на пол, смачно облобызал меня в уста. — И вот я здесь, служу народу!

Я никогда не считал наше семейство воплощением сермяжности, но, представив пузатых миллионеров и расписных красавцев, с которыми Адам провел большую часть новогодней ночи, был вынужден согласиться: да, к народу мы несоизмеримо ближе.

— Давно из Египта, ваше сиятельство? — я склонился в учтивом поклоне.

— Египет? — удивился Адам. — Ах, Египет. Самолет задержали по погодным условиям. На Ниле пурга и зверствуют крокодилы. Контрольный мазок! — заржал он, хлопнув по заднице Лильку, из любопытства выскочившую в коридор.

Она вытаращила глаза, демонстрируя негодование.

— Я санэпидемстанция, — строго сказал Адам. — Проверяю чистоту помыслов.

— Вы врач? — подыграл я, надеясь, что Лилька тоже примет участие в балагане.

— Еще какой! — Адам подкрутил несуществующие усы. — Профессор! Рекомендую почитать мою диссертацию «Клистир, как профилактика кариеса».

Затем он царственной походкой прошествовал к гостям и замер в центре комнаты в позе чайника (одна рука в сторону и вверх, другая на бедре). Против ожиданий, никто не упал к его ногам. И даже не оглянулся.

Дубай, восхищенный познаниями Кирыча в мировых валютах, строил ему куры. Марк, скосив глаза на соломинку, сосредоточенно всасывал ром-колу. Клавдия пила водку, не закусывая, и внимала Валере, который повествовал о симптомах собачьей чумки. Все были пьяны ровно настолько, чтобы любить ближнего, но уже не замечать остального.

Помаявшись «чайником» еще пару секунд, но так и не оказавшись в центре внимания, Адам вложил два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Лилька, стоявшая за его спиной, испуганно присела. Голоса стихли. Все уставились на свистуна.

— Девочки! — откашлявшись, начал Адам. — И мальчики, — кивнул он Валере. — Я принес вам страшную весть, — Адам прерывисто вздохнул. Бордовые кружева, торчавшие из пиджака в черно-белую полосочку, нервно заколыхались. — Россия на пороге катастрофы!

— Ой, — пискнула чувствительная Лилька.

— Да, — сказал Адам, разворачиваясь к ней. — Страна вымирает. Спасти ее может только демографический взрыв. Мы должны помочь родине, — он переломил Лильку через колено, как в танцевальном па. — Трахнемся? — проурчал затейник.

Лилька попыталась встать, но Адам крепко держал ее за талию.

— Мои живчики рвутся в бой, — бойкий поляк хищно улыбнулся и, высунув длинный розовый язык, лизнул ее в шею.

Лилькины нервы окончательно расстроились. Она пронзительно завизжала. Клавдия, на которую, похоже, крики действовали особенно бодряще, борцовской походкой подошла к Адаму и боднула его в лицо.

Вначале на пол полетел цилиндр, а затем, после недолгой паузы, за ним последовал и хозяин.

«Представление отменяется, клоун умер», — тоскливо подумал я.

Адам и Лилька лежали на полу крестом. Из носа поверженного шляхтича тянулась красная струйка.

— Ааааааааааааааааааа, — Дубай вскочил, как ужаленный, и, путаясь в собственных ногах, унесся прочь.

«До встречи в суде», — подумал я под грохот закрываемой двери.

— Вау! — завыл Вирус, уверяя, что на этот раз дело точно добром не закончится.

— Вав! — глухо согласилась с ним мамаша.

— Дура! — захныкал Адам, очнувшись. — Ты мне нос разбила.

— Хрень! — сплюнула Клавдия.

Она помогла Лильке встать, а на ее окровавленного кавалера посмотрела, как на осклизлого червяка.

— Надо напиться, — сказал Кирыч.

Все поняли, что это приказ.

Драматургия вечерины была такова, что в следующем акте — чуяло мое сердце — кому-то точно оторвут голову, поэтому, отмывая на кухне Адама, я желал только одного — чтобы гости убирались по домам.