Константин Кропоткин - Содом и умора

— Что вы, что вы! — устыдился я. — Люстра — очень красивое имя…

Вопрос «Кто пойдет с Вирусом?» гудел трансформаторной будкой, но мы увиливали, как могли. Кирыч стал задерживаться на работе, меня пару раз выручал сильный насморк, а Марк пошел к врачу.

— У меня аллергия на шерсть! — сказал он буквально на прошлой неделе, повертев перед моим носом какой-то серенькой бумажкой. — Врач говорит, что контактировать с животными мне совершенно противопоказано, иначе начнутся всякие прыщики и сенная лихорадка.

— Жулик! — сказал я. — Ты целый год обнимался с Вирусом и никаких прыщей у тебя не было. Гулять с ним не хочешь, вот и все!

— Неправда, — заупрямился Марк.

— Твой врач случайно не друг Валеры? — спросил Кирыч.

— А в чем дело? — с вызовом сказал Марк.

— Просто так, — сказал Кирыч, со значением поглядев на меня.

Мы это уже проходили. У Валеры были обширные знакомства в медицинском мире, и если бы Марку потребовалась справка о беременности, то он вмиг ее бы получил. Заверенную подписями самых лучших академиков страны.

— Вначале ты погуляешь с Вирусом, а потом мы посмотрим, будут у тебя прыщи или нет, — медовым голосом сказал я. — Поставим, так сказать, эксперимент.

— Погодите у меня, — забурчал Марк, надевая ботинки. — Вот уеду в Париж, тогда вы у меня поплачете.

— Иди-иди, «парижанка»! — прикрикнул я. — Тренируйся! У твоего Деде, как у настоящего француза, небось тоже псина есть.

— Нету у него псины! — заявил Марк, словно это может избавить его от променада.

— Нет, так будет! — пообещал я. — Мы ему Вируса сплавим. Как твое приданое!

— Кстати, прыщи у Марка появились. Через два дня, когда он обожрался мандаринами.

Бог знает, как долго мы бы откладывали решение насущной проблемы, если бы Вирус не выразил свой протест в единственно доступной ему форме.

Он нагадил прямо на кухонный стол.

Марк впервые поднял на Вируса руку, Кирыч отказался есть на кухне, а я созвал экстренный семейный совет.

— У меня аллергия! — вдохновенно врал Марк.

— Я работаю! — говорил Кирыч.

— А я что макраме плету? — вопил я.

— Вау! — осуждал Вирус, мотая из стороны в сторону кудлатой мордой.

Да, крику тогда было много, а толку мало. Ни дать, ни взять Государственная Дума бюджет делит. Каждый гнул свою политику, напрочь забыв про политес.

Где-то через час мы нарисовали график. Кирыч вывел наверху тетрадного листа «Расписание псовой охоты» (название мое, одобрение — дружное), а внизу заштриховал клеточки в три цвета. Согласно плану он выгуливал Вируса в черные дни, я — в синие, а Марк — в красные.

Как это часто бывает при торжестве демократии без протестов не обошлось.

Делая бровки сердитым домиком и беззвучно шевеля губами, Марк вновь и вновь пересчитывал клеточки, но ошибки не находил. Все было по честному. Смен было поровну.

— Что же мне теперь и не уйти никуда? — наконец заквохтал он, устав от арифметики. — И не встретиться ни с кем? Сиди дома, как пес цепной?!

— Бери Вируса с собой! — предложил я.

— Вау! — радостно согласился Вирус, предвкушая еще один плодотворный визит на помойку, где водятся роскошные болонки.

Ему нравилось выгуливать Марка. Из нас троих он был самым слабосильным.

— Но я… — Марк хотел было опять заныть, но осекся, заметив брезгливую гримасу Кирыча.

Он смотрел на пятно на столе, которое еще недавно было кучей.

Смеркалось. Холодало. Говорливая собеседница утомила, и я перестал даже поддакивать. Только очами тяжело поводил, сам себе напоминая страшилище из какой-то сказки и искренне желая, что морок скоро кончится. Вот подскочила бы эта тетка, да и зависла в воздухе, будто воздушный шар. А я ткнул бы ее легонько в клетчатый бочок, она и лопнула. Сдулась.

— … надо ведь, маньяком оказался троюродный брат ее подруги. Ни за что не догадаешься! — рассказывала Нелли последние похождения Лампы, не подозревая о моих кровожадных планах.

— Как интересно, — вставил я, не сразу поняв, что ввиду она имела не собаку, а ее литературную тезку.

— Ай-яй-яй! — вдруг заверещала любительница иронических детективов.

С легкостью, неожиданной для стольких килограммов, Нелли отскочила в сторону, открыв моим глазам прелестную картину.

Вирус оседлал Лампу.

— Она у меня еще девочка, — растерянно сказала Нелли, глядя на тела, слившиеся в любовном экстазе.

— Была, — сказал я и, не особо усердствуя, добавил. — Фу!

Вирус соскочил на землю и завизжал, как резаный. Лампа тоже взвыла. Собаки рвались в разные стороны и орали так, что будь на дворе лето, то с деревьев нас запросто посыпался дождь из оглушенных птиц.

— …Что делать-то! — взрыднула Нелли, глядя на черно-белое чудище, которое, пытаясь разорваться пополам, стенало в две глотки и скребло землю восемью лапами.

— Ничего, — сказал я. — Ничего тут уже не сделаешь. Поздно.

Сила, которой прелюбодеи были притянуты друг к другу, доказывала, что пройдет совсем немного времени и на свет появится выводок маленьких ламповирусов. Почувствовав себя без пяти минут родственником Нелли, я не очень обрадовался, но тем не менее хихикнул.

Виной тому была мысль, которая просилась в заголовок этой истории.

Я придумал Вирусу новую кличку.

Раб Лампы.

Погода стояла сумрачная, отчего в комнате было, как погребе: темно, сыро и неуютно. Настроение было под стать. Нет, я не из тех чувствительных истероидов, что каждую тучку воспринимают, как личное оскорбление, просто трудно радоваться жизни, когда на диване напротив сидит вечная девушка Лилька говорит чепуху.

Она пребывала в унынии, что очень неприятно. Оснований на то у нее не было, — что неприятно вдвойне и мне хотелось взять ее за худые плечики и как следует потрясти. А лучше сказать: «Да оглянись же ты, дура! Неужто не видишь ничего!». Но, не зная с какой стороны подобраться, я молчал и слушал.

— …Морщины вылазят, грудь обвисает. Так и состарюсь одна, — сеяла Лилька противным сереньким дождиком…

— Осталось только кота завести, — согласно кивнул я.

— Зачем?

— Чтобы ни у кого никаких сомнений не осталось, — заявил я. — Одиноким девушкам на пенсии полагается кот, которого надо звать «Мурзиком», закармливать дорогими кошачьими консервами, а на ночь брать с собой в постель, как грелку. А еще лучше трех котов. Так даже самый глупый человек на свете не примет тебя за довольную жизнью пожилую даму.

Лилька с ужасом глядела на меня, словно будущее, которое я настрогал из настоящего моей двоюродной тетки, также неминуемо, как завтра, а за пазухой я прячу выводок котят, ждущих своих имен, консервов и мест на лилькиной кровати.

Эмоция, впервые за последние полчаса выраженная свежо и внятно, приободрила и я даже пожалел, что котят под рукой нет. Впрочем, щенки бы тоже пригодились. «Черт, хоть бы она поскорее родила», — подумал я, вспомнив про обесчещенную Вирусом пуделиху и впервые этому обстоятельству радуясь. Если Лилька и дальше будет ныть, то я точно выпрошу для нее парочку ламповирусов.