Константин Кропоткин - Содом и умора

— Я с тремя не справлюсь, — предупредила Лилька.

— Справишься, — махнул рукой я. — Вон Таня трех парней одна воспитывает и ничего. Цветет и пахнет. В прошлое воскресенье опять детей у нас оставляла. Даже Гошку приволокла, чтоб, не дай Бог, не заявился не вовремя.

— Зачем? — спросила Лилька.

— А ты хочешь, чтобы она привела любовника в дом, где дети? — спросил я. — Гошка и так в стрессе. Ему школу заканчивать, а тут еще жениться хочет на матери своего ребенка. Он таниному кавалеру ведь и в лоб дать может. Гошка в прошлый раз бывшего отчима так стукнул, что тот бежал и плакал «помогите».

— Какой невоспитанный ребенок, — голосом строгой учительницы сказала Лилька.

— Ничего себе ребенок! — воскликнул я. — У него уже подруга беременная, а ты — ребенок. Знаешь, какие у него кулаки?!

Вспомнив про гошкины руки, я благодарно улыбнулся. В свой последний визит, пока Марк распевал с Моськой гнусавые песни, а Петька тиранил Вируса, старший сын Тани починил холодильник, который мы уже собирались выбросить на помойку, как советовал слесарь из домоуправления. Правда, слесарь был пьяный, но трезвым дядя Паша никогда не бывает, а с работы его еще не выгнали, из чего мы сделали вывод, что приговор, вынесенный дряхлой «Бирюсе», верный и обжалованию не подлежит.

Вывод был неправильным. Гнать надо в шею таких ремонтников, а вместо них брать молодых работящих юношей, на которых приятно смотреть, а разговаривать с ними — одно удовольствие. Если, конечно, не поднимать вопросов о ранних беременностях и контрацептивах. Я, например, узнал много любопытного про американских футболистов, один из которых (почему-то из Японии), в ранней молодости снимался в кино про голубых и теперь публично в этом кается, потому что в футболе педиков не любят. Да, так Гошка и сказал, «педики», но потом засмущался и стал глядеть куда-то мимо меня, будто это он снимался в порнофильме, а я был всей американской общественностью, перед которой ему надо срочно оправдаться.

— …Бог знает что, — пока я думал о постороннем, Лилька осуждала. — Трое детей на руках и туда же. Мать называется.

— Своих заведи, а потом воспитывай, — огрызнулся я.

Меня устраивает танина жизненная позиция. По крайней мере, она не бряцает своим воздержанием, как какая-нибудь Мария Львовна. Работая в препохабнейшем журнале, бухгалтерша тем не менее не устает хулить развращенность нынешней молодежи. Думаю, что ловко уклоняться от налогов она научилась именно на панели. Сутенер — это тебе не налоговый инспектор. Так я ей сказал. Ой, что она мне тогда наговорила! Если кратко: «Гореть мне в аду». Нет ничего злее Марии, в которой распознали магдалину.

Но вот от Лильки я такого не ожидал.

Ее можно упрекнуть за унылый вид, излишнюю худобу, отсутствие вкуса, некрасивость, в конце-концов. Но она уж точно не ханжа.

Лилька просто немного несчастна.

Будешь тут счастливой, если ее последний роман с неким ученым-физиком, случившийся еще год назад, закончился пшиком. Ученый дядя прошмыгнул мимо распростертых лилькиных объятий в руки коллеги по лаборатории, по заявлению Лильки, такой же страшной, как и он сам.

— Женился даже, — жаловалась она тогда.

Я мысленно дрейфовал от негодования к жалости, а, Лилька, тем временем, наливалась обидой.

— …Я с тобой, как с другом, как с бывшим коллегой, как с человеком, а ты… — сказала Лилька и захлопнула рот, давая понять, что теперь из нее слова и клещами не вытянешь.

Опять стало слышно ветер. Он свистел, перегоняя тучки слева направо. Или справа налево? Впрочем, какая разница? Главное, что ветер свистел заунывно, ничего хорошего не обещая.

— Как ты без мужчины обходишься, ума не приложу, — решился я на провокацию. — Не удивлюсь, если под кроватью в твоей девичьей спаленке лежит вибратор.

— Не лежит у меня ничего, — вспыхнула Лилька.

— И совершенно напрасно! — воскликнул я. — Куда ты свои сексуальные желания деваешь? Есть же они у тебя? Желания?

— Есть, — честно ответила Лилька. — Но не могу я, с кем попало.

Лилька была старомодной девушкой.

Она хотела замуж.

Вытащив из своей сумки журнал с полуголой женщиной на обложке, Лилька забилась в угол дивана и совершенно в нем потерялась, чем лишний раз подтвердила полное отсутствие вкуса.

Разве можно отправляться в гости в полосатом платье, если знаешь, что придется сидеть на полосатом диване? Я не говорю уже о том, что одежда в полосочку Лильке категорически противопоказана. В наряде арестанта она делается еще длиннее, еще нескладнее, еще костлявее. «Можно ли в таком виде рассчитывать на мужское внимание?» — спросил себя я, рассматривая подругу, и сам себе ответил: «Можно, если она пойдет на строительство какой-нибудь электростанции. Мужчин на стройках много и, глядишь, какой-нибудь близорукий строитель примет Лильку за столб. Только замуж он вряд ли позовет. На столбах электростанций не женятся. Их обносят колючей проволокой и вешают табличку».

— Осторожно убьет! — захохотал я.

— Ну, чего ты? — Лилька выглянула из-за «Вога» и слабо улыбнулась.

Все-таки, хорошая она барышня. Милая. Даже злиться как следует не умеет. «И чего мужикам надо?» — подумал я. И этот ответ нашелся сам собой — в лилькиных руках. Красотка, едва одетая в разноцветные лоскуты, глядела на меня в упор, испуская сексуальный заряд такой силы, что будь я обыкновенным мужчиной, то прямо здесь же испепелился сердцем. «Уж она-то ни за что не сядет полосатой на полосатый диван», — подумал я, одновременно радуясь своей неспособности вожделеть полуголую женскую грудь и упругий бархатистый живот с колечком в пупке. Мне с красотками не по пути и это, надо признаться, иногда очень экономит нервы.

Но если посмотреть на вещи объективно, очень жаль, что у Лильки нет такой груди и такого живота. Они бы ей очень пригодились. Как повела бы Лилька брюшком, да бюстом вильнула и — ах — залюбовались бы ею самые распрекрасные мужчины всей планеты. И не сидела бы сейчас передо мной в погребной гнили и не пела бы заупокойную песнь про свою мадамскую невостребованность, словно она не человек, счастье которого в собственных руках, а письмо — «на деревню дедушке».

А ведь Лилька просто по самые уши набита достоинствами. И отзывчивая, и готовит хорошо, и дома у нее уютно, и деньги зарабатывать умеет. Она их прямо из пальца высасывает. Целый год Лилька пишет роман про «смерть идет конвейером» для «Новоросского листка» и завершать его не собирается. Не успеет один персонаж помереть от страха на птицефабрике, набитой привидениями, как она придумывает следующего. Тянет-тянет она свое сочинение, как кота за хвост, откуда столько фантазии берется?

Я, например, не умею писать длинно. Не успеешь начать, как сразу хочется закончить. Слов хватает, максимум, на четыре страницы десятым шрифтом. Вот и получается яйцо всмятку. Может и вкусно, но, учитывая негигиеничную обстановку в стране, чревато.