Макар Троичанин - Вот мы и встретились

Чем ближе к осени, тем меньше сил, больше тревоги и больше желания и энергии успеть заснять всю запланированную площадь, не оставив белых пятен и неясных геологических построений. Держись, геолог, крепись геолог! Дням потерян счёт, а погода бывает или рабочей, или простойной. В какой-то момент оглянешься, а всё вокруг уже окрасилось в яркие осенние цвета: в огненно-красный – клёны, в чистейший жёлтый – лиственницы, в жёлто-коричневый с оттенками – все остальные деревья, и на фоне их нарядно зеленеют в привычном окрасе хвойники. Сплошной калейдоскоп красок. Вот уже появились первые мигрирующие соболи, яростно шипящие на пришельцев с вершин кедров, осыпая под частыми ударами острейших коготков кору и листья. Они пока бледно окрашены. Степенно и не торопясь проследовала на зимние квартиры семейка важных барсуков: впереди – мама, за ней – четверо подросших малышей, и замыкающим охранником – папа. Затукали красно-зелёные, серо-красные и серо-рябчатые дятлы, добывая уже спрятавшихся личинок. Забеспокоились изюбры и лоси, трубно призывая самок и соперников на жестокий поединок. Работягам не до них – надо, надо спешить. Поселковые – и стар, и млад – все ринулись в тайгу за вторым важным и нужным зимой продуктом – брусникой и за первейшим – кедровыми орехами. А полевикам, несмотря на то, что порой бродят по необъятному брусничнику, окрашивая кеды в красный цвет и с тоской глядят на увешанные шишками кедры, и собирать некогда, и долго хранить необработанным негде, да и вывезти не на чем. Так и вернутся домой без таёжных даров и хорошо, если прихватят по кастрюле или ведру ягод да по полмешка шишек. Зато сколько радости, сколько вдохновения, сколько эйфории и удовлетворения доставят образцы с рудной вкрапленностью, а то и прожилками. Их и соберут, и сохранят, и вывезут. И тогда – прочь усталость, и ноги сами бегут туда, где найдены рудоносные камни, чтобы ещё раз убедиться, что они есть, чтобы определить площадь распространения, а то и наткнуться на жилы, убедиться, что их много, набрать побольше и убедить себя и главное – других в том, что найдено настоящее рудопроявление – предвестник месторождения.

И всё равно, как ни торопились, но сделать всё, что хотелось, не успели. Ночью повалил пушистый снег, такой густой, что вытянутой руки не видно. Весь лагерь утонул в белоснежной купели, отяжелевшие ветки деревьев поникли, чуть не обламываясь, а вершины согнулись навстречу друг другу, образовав снежные арки. Утром под солнцем подтаяло, однако никуда не пойдёшь, чтобы не вымокнуть по пояс. Охотники всё же пошли, памятуя о следах по первой пороше и надеясь добыть хорошего зверя напоследок, но скоро вернулись мокрые, злые и встревоженные. С первой же сопки они увидели неторопливо бредущего по дальнему краю далёкой поляны тигра. Жёлто-оранжево-чёрные полосы хищника угрожающе блестели под солнцем на фоне белого снега, и когда он вдруг остановился и повернул усатую массивную голову в сторону охотников, они, затаив дыхание и не испытывая судьбу, шмыганули обратно в лагерь, хотя на таком расстоянии хозяин тайги вряд ли учуял бы двуногих тварей. Избави бог встретиться с ним поближе. Хитрая, коварная и жестокая зверюга обязательно пойдёт за человеком параллельным курсом, крадучись, прячась в кустах и не теряя из виду нарушителя таёжной иерархии. Зверя не видно, но всей похолодевшей вдруг спиной чувствуешь, что самый опасный обитатель тайги где-то рядом, караулит каждое ваше движение, и тогда лучше всего повернуть назад и, сначала медленно пятясь, а потом не торопясь и часто оборачиваясь, уйти по своим следам. Только пара выстрелов в воздух удержит красивую кошку от преследования, а возможно и от нападения.

Многое ещё можно бы рассказать школярам о необъятной тайге с неисчислимыми тайнами, но нельзя обойти молчанием и море. Причудливой формы скалы, обнажённые на склонах береговых сопок, обращённых к морю, будто сбегают неровными остроугольными лесенками к воде и нередко далеко уходят в шельфовую зону, а то и высятся там высоченными скальными пальцами и арками, увенчанными бело-серым помётом птиц, гнездящихся там. Бушующий прибой неустанно работает над их формой, ему помогают и штормовые ветра, проливные дожди тайфунов, морозы и туманы. Вот только что сияло солнце, ослепляя отблесками волн, и вдруг с потемневшего моря с глухим гулом надвинулся, быстро заполняя низины и речные долины, плотный холодный туман, такой густой, что оседает крупными каплями на лице и на нагретом песке. Всполошились чайки и поморники, неожиданно выныривая из стелящегося тумана и снова устремляясь в него, ближе к воде, где не так темно и можно ещё подцепить обеспокоенную темнотой зазевавшуюся рыбёшку. Зато когда море спокойно и гонит длинные пологие волны аж от самой Японии, а то и из серёдки Тихого, хорошо распластаться на чистейшем песчаном пляже дугообразной лагуны или брести вдоль прибоя, подбирая красивые раковины и спугивая маленьких крабиков, выброшенных волной на песок. Можно решиться и, разбежавшись, броситься в прибой, поскорее погрузиться по шею, притерпеться к холодной, не выше пятнадцати градусов, воде и рвануть в сторону Японии метров на двадцать, набрать побольше воздуха и, опустив лицо в чистейшую прозрачную как цейсовские стёклышки воду, наблюдать за манящей подводной жизнью, откуда когда-то, сотни тысяч лет назад, выбрались зародыши человечества. Увеличенные водной линзой подводные джунгли из всевозможных высоких трав, среди которых выделяются лентообразные морские папоротники – ламинарии, разом качнулись всей массой навстречу так, что пришлось непроизвольно поднять лицо, и тут же откачнулись под убегающей волной назад, а между высокими травами как в открытом аквариуме снуют многочисленные рыбёшки, а то и солидные окуньки, да так близко, что, кажется, можно взять руками. Охладившись от тридцатиградусной береговой жары, можно, подрагивая всем телом, покрывшимся защитными пупырышками, выбрести на мелководье у скал, где в спокойной воде, в затишке, прогретом солнцем, нежатся чёрные игольчатые морские ежи и морские звёзды самых разнообразных размеров и расцветок: бурые с синим узором, зелёные с оранжевым, оранжевые с красным и всякие другие. Можно взять их в руки и разглядеть повнимательнее, но не дай боже уколоться болезненными иглами ежей. А потом забраться на тёплые скалы и полежать там, чувствуя, как высыхающая вода оставляет тонкую ломкую корочку морской соли, стягивающую кожу. И не надо никаких загаженных вод, пляжей и воздуха пресловутых Турций и Египтов. Бывает, подфартит, и съёмочная площадь выходит прямо на побережье. И тогда всякой рыбы – ешь, не хочу! Да впридачу ещё и деликатесные крабы – в ведро не помещаются, а то и совсем уж деликатесные осьминожки. В нерест красной рыбы на полевом столе столько икры, что едят её столовыми ложками, уже морщась, готовые променять, баш на баш, на любые овощи. Под вечер на морской глади появляются морские охотники – нерпы и тюлени. Высунувшись по пояс из воды, они с любопытством наблюдают за людьми. Ночами иногда вдруг взбунтуется морская стихия, зашумит прибой, гулко хлопая набегающей волной о берег, сплошной стеной ливанёт дождь, дуванут порывистые ветры, а утром всё успокоится, глядь – вдоль всего побережья узкой лентой серебрится выброшенная мелкая рыбёшка. И уже бродят, чавкая, откуда-то прознавшие медведи и вместе с ними, не пугаясь – всем хватит! – колонки, норки, хорьки. Ошалелые чайки с надсадными криками вырывают добычу прямо из-под носа пирующих хищников, а те так вошли в раж, что даже долго не боятся приближающегося человека. Ещё… Да много чего ещё можно порассказать огольцам и о море. Много…