Ханс Хенни Янн - Угрино и Инграбания и другие ранние тексты

Она означает высказывание из первых рук. Ее слова словно стоят в начале всех времен. Правда, я имею в виду не историческое время, не несовершенное определение времени, даваемое механической физикой, а то пространственное измерение, которое с самого начала физически затрагивает всех нас, в котором - в пору нашего детства -нам открывается Божий мир.

Известно, что самые впечатляющие перво-высказывания (Ur-Aussagen) относятся к ранним историческим эпохам. Истоки почти любой человеческой культуры полны поэтической мудрости, дерзновенной и неумолимой. Там можно обнаружить все разновидности стилей. А впечатления облачаются в кратчайшую словесную форму, и кажется, будто слово возникает у тебя на глазах, будто его только что вынули из формы.

В романе Янна Уррланд и в самом деле описывается как сказочная, первозданная земля ( Niederschrift I , S. 557-558):

Даже домашние животные были красивой и осмысленной частью этого мира. Смерть стояла повсюду. Но и древние местные боги все еще жили - подземные обитатели, тролли и их подруги, созданные ради наслаждения, которые нежились в речных гротах или сидели в расщелинах скал. <...> Здесь земной мир являл свою полную меру, и я тогда впервые осознал эту целостность.

Именно в Уррланде Густав осваивает игру на рояле, а Альфред Тугайн создает свои первые рисунки, изображающие «прозрачные тела - плоть, вскрытую как поле после пахоты, возвышенную реальность...»:

(<...> Огонь наших чресл угас; но стремление работать - средствами духа - над сооружением башни человечности горело жарким честолюбивым пламенем.) Все это случилось в Уррланде. И Уррланд стал нашей родиной. Землей, которая сделалась для нас школой.

То есть с Уррландом для обоих героев связывается начало собственного творчества. Более того, в том же эпизоде идет речь о чуде (стр. 558-561):

Я пережил один день, когда целиком оказался во власти раннего страха человечества, когда противостоял духу природы, хотя и не распознал его.

Описывается ураган, во время которого потерялся Тутайн, но описывается очень странно (стр. 558-559):

Тогда я увидел, как по ту сторону фьорда, высоко на склоне горы, Олений водопад <...> вместо того чтобы единой белой струей проливаться вниз на тысячу метров, вдруг устремился вертикально вверх, в небо. Да, он падал, избавившись от всякой силы тяжести, в пространство неба, в Бездонное. <...> Вода во фьорде, начиная от Фретхейма, набухала и поднималась. Ее уровень поднялся на несколько метров. <...> Фронт неизвестной материи (Die Front einer unbekannten Materie) катился к Вангену.

В поисках Тутайна - на воде - участвуют упоминаемые лишь в этой главе персонажи: доктор Сен-Мишель и хозяин отеля Элленд, на подмогу приходят и лодки из Ундердаля ( Underdal ): Нижней долины? Долины мертвых? В конце концов появляется живой и невредимый Тутайн, переждавший бурю в ущелье: «Над его головой взмыл в небо Олений водопад; но он этого не знал, он этого не заметил. <...> Я смотрел на него как на воскресшего из мертвых. Он же не мог этого понять» (стр. 561).

Сен-Мишель - не следует ли видеть в нем Святого Михаила? Святой Архангел Михаил, предводитель небесного воинства, упоминается в Книге Пророка Даниила. Муж, явившийся в видении Даниилу, говорит (10:21): «Впрочем, я возвещу тебе, что начертано в истинном писании; и нет никого, кто поддерживал бы меня в том, кроме Михаила, князя вашего». В конце же Книги Даниила о последних временах сказано (12:1):

И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа твоего; и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени; но спасутся в это время из народа твоего все, которые найдены будут записанными в книге.

Не на эту ли книгу намекает название пьесы Янна «Той книги первый и последний лист»?

Что касается второго нового персонжа, Элленда ( Ellend ), то его имя вызывает две ассоциации. Во-первых, со словом Elend , Бедствующий. Во-вторых, с именем Эллена ( Ellena ). Эллена, невеста Густава, в первой части трилогии («Деревянный корабль») бесследно исчезает, поиски ее тела и приводят к крушению корабля. Во второй части рассказывается, как матрос Тутайн признался Густаву, что Эллену убил он, а еще позже в убийстве Эллены обвиняет самого Густава его слуга (и двойник Тутайна) Аякс фон Ухри.

В отличие от всех без исключения интерпретаторов «Реки без берегов», я думаю, что об убийстве Эллены можно говорить лишь в условном смысле. Во-первых, слишком символичен образ корабля, на котором будто бы происходит убийство. В §28 религиозной общины Угрино говорилось, что «знающие» - это «те, кто знает, что наша культура потерпела кораблекрушение» ( Werke und Tagebücher 7, S. 153). Во-вторых, не менее символичны образ Эллены и описания обстоятельств обнаружения ее тела, (будто бы) спрятанного в галеонной фигуре. Пока получивший пробоину корабль погружается в воду, члены его экипажа, уже спасенные другим судном, наблюдают такую картину:

Вертикально стоящая над водой, обращенная к плывущим лодкам, на полминуты или на минуту показалась галеонная фигура. Все глаза были прикованы к ней. Никто, похоже, раньше ее не видел. Образ - будто бы из желтого мрамора. Женщина. Статуя богини с мерцающей обветренной кожей. Венера Анадиомена. <... > Потом видение исчезло.

Клеменс Фитте [корабельный плотник. - Т.Б.] вскочил на ноги. С покрасневшими глазами смотрел на место, где только что был произнесен приговор им всем. Он видел ужасное низвержение скованной, заточенной в гроб плоти. Губы его шевельнулись; едва слышно, как если бы ему не хватало воздуха, он выдохнул: «Бедная мама».

( Holzschiff , S. 216-217);

[Разговор Густава с Тутайном.] Дрожа, описывал я ему галеонную фигуру: как она наполняла соленую водную пустыню дыханием своей женственности, как ее могучие руки обретали вид живой плоти, и - мерцание жаркотекущей крови под алебастровой кожей.

Он взглянул на меня, холодно и вопрошающе. Сказал тихо:

- Она была деревянной женщиной. Грубо обработанным древесным стволом. <... >

Я смотрел в пустоту. Вдалеке, словно обетование, теплилось девичье тело. Заостренные тугие груди - подвижные, как перламутровопереливчатая ртуть, теплые, как дыхание из щели близко шепчущих губ; и она делала шаг мне навстречу, чтобы наполнить мои ждущие руки радостью драгоценного соприкосновения.

( Niederschrift I , S. 183-184);

[Встреча 49-летнего Густава со свидетелем давней катастрофы.] « Море клокотало там, где корпус корабля погрузился в воду, - рассказывал матрос, - но галеонная фигура не хотела опускаться с ним. Прямостоящая, оставалась она над водой. Эта фигура была человеком, пышнотелой женщиной - искусно вырезанной из дерева, раскрашенной в натуральные цвета, с ног до головы совершенно обнаженной. Она не хотела тонуть и все еще поддерживала захлестываемое водой судно на плаву. <...> Подплыли две лодки. Эта женщина стояла огромная, высотой с двух мужчин, осязаемая. Мы ощупали ее. И схватились за топоры. Вонзили сталь топоров в ее груди, в бедра. Раскроили ей череп и живот. Только когда мы изничтожили статую, корабль смог полностью погрузиться под воду. Мы переглянулись, с искаженными лицами, когда все уже было позади. Посмотрели на лезвия топоров. И тут увидели, что они красны от каплющей крови. <... > То была плоть. <...> А вы не жених ли той самой капитанской дочки, про которую говорили, что галеонная фигура сделана по ее подобию ?»