Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Я могу тебе сказать. Наконец. В Эхтернахе я знаю одного адвоката. Он мне сказал, что…

Я называю самые крупные фирмы, конкурирующие с моим отцом. Они готовы сразу после окончания школы взять меня на работу. С огромным удовольствием! Во-первых, чтобы позабавить коллег и конкурентов моего отца. Во-вторых, чтобы побесить старика! Они не намерены жадничать.

— Это правда?

— Честное слово.

— Я верю тебе. Даже если это было бы не так, я все равно осталась бы с тобой. Но я знаю, что может сделать бедность. Она может погубить самую сильную любовь.

— Не бойся. Как только я окончу школу, все будет хорошо. Ты знаешь, впервые в жизни я начал серьезно относиться к учебе. Я хочу хорошо сдать экзамены и окончить школу.

— Я сделала из тебя хорошего ученика…

— Ты сделала из меня мужчину.

— А ты делаешь из меня пьяницу.

— Раньше я тоже столько не пил. Только после того, как…

— Да, — говорит Верена. — Я тоже только после того, как…

— После чего?

— После того как появилась тоска.

— А когда у тебя она появилась?

— Это началось в Санкт-Морице.

Я страшно разволновался.

В этом теплом старом кафе я представляю наше совместное будущее, нашу счастливую совместную жизнь.

— Верена, еще год! Немногим больше года! И я смогу начать работать. Мы снимем маленькую квартирку. У тебя будет все, что тебе нужно: шубы, украшения.

— И ты…

— И Эвелин. И мой автомобиль. Мы будем самыми счастливыми людьми во Франкфурте.

— Во всей Германии.

— Во всем мире.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Не надо так говорить, иначе ничего не получится. Всегда, если говоришь о чем-то желанном, оно не сбывается.

— Но думать-то, по крайней мере, можно?

— Разве можно кому-то запретить думать?

— Верена…

— Что, любимый?

— Ничего.

— Я знаю, что ты хотел сказать.

— Не говори лучше.

— Хорошо.

— Думай об этом.

— Я думаю то же самое.

— Мы выпьем еще бокальчик, и я отвезу тебя домой. Уже поздно.

— И ты будешь терпелив?

— Да. А ты?..

— Я тоже.

— Скоро наступит весна. Мой муж опять уедет. Ты сможешь ко мне приходить, как тогда, в нашу первую ночь.

Мы пьем.

Шахматисты вновь принимаются спорить.

Снег падает, становясь все гуще.

Почему-то вдруг снова появляется чувство, что я скоро умру.

Но почему? Я ведь так счастлив.

— Что такое, сердце мое?

— Ничего.

— Да нет, что-то случилось. У тебя лицо стало другим… совсем другим…

— Просто подумал кое о чем…

— О чем?

— О том, как хорошо все будет, — отвечаю я.

— Ты слишком много пьешь, — говорит Верена.

— Ну, еще один глоток.

Она улыбается.

В школе объявилась новая парочка: Ноа и Чичита. Никому бы и в голову не пришло. Ноа из-за этого вызывал директор. Он сказал:

— Гольдмунд, ты знаешь, как я хорошо к тебе отношусь, но ты, наверное, спятил.

— В какой мере, скажите, пожалуйста, господин доктор.

— Чичите только пятнадцать.

— На следующий год ей будет шестнадцать.

— Я тебе скажу лишь одно: если вы хоть разок мне попадетесь, в тот же день вылетите отсюда, понятно?

— Во-первых, господин доктор, мы никогда не попадемся, даже если у нас до этого дело и дойдет. Во-вторых, я очень раздосадован, что вы обо мне так плохо думаете. Я не собираюсь спать с Чичитой, во всяком случае не тороплюсь.

— А что же тебе надо? — спросил директор.

— Я одинок. Чичита тоже. Мне всегда хотелось жить с таким человеком, который соответствует моим представлениям о спутнике жизни. Поэтому свою подругу я хотел бы найти как можно раньше и воспитать ее в своем духе.

— Ага, жить с собственным творением.

— Да, совершенно верно.

— Что-то наподобие Пигмалиона?

— Да, Пигмалиона. Поэтому я беседую с Чичитой о Сартре, Оппенгеймере, «Предательстве в двадцатом веке», коллективной вине, Брехте…

— Ноа, она же из всего этого не понимает ни слова!

— Ну не скажите, господин доктор! Я дал ей Камю, Мальро, Кестлера. Вы правы, многого она не понимает, хотя и утверждает, что ей все понятно. Но ведь многое все-таки остается в голове — неосознанно, подсознательно. Может, она этого никогда и не поймет, но то, что она прочла, обязательно окажет на нее влияние. И вполне возможно, что в какой-либо жизненной ситуации она поступит так, как прочла у Камю. Разве это плохо?

— Ты это серьезно?

— Вполне. Я как-то раз прочитал одно предложение, и оно запало мне в душу. Смысл его примерно таков: «Позднее мне пришлось пройти через многие процессы оболванивания, но в пятнадцать я был духовно богатым, умным и зрелым человеком! Человек не становится умнее оттого, что стареет…» Извините, господин доктор, я в этом случае ни на кого не намекаю!

— Я привык к твоим идиотским шуткам. Не думай, что обижусь. Не могу понять, как вы сошлись? Чичита ведь так почитала мистера Олдриджа.

— Я не хотел мешать этой гармоничной связи. Но как-то Чичита говорит мне: «Мистер Олдридж внимателен ко мне только из вежливости». — «Чепуха», — отвечаю. — «Совсем не чепуха, — возражает Чичита. — Он вообще ко всем девочкам внимателен только из вежливости. Он больше мальчиков любит».

— Я надеюсь, ты разубедил ее?

— А как?

— Господин Олдридж мой лучший сотрудник. В работе он безупречен. Его личная жизнь нас не касается.

— Да я и не жалуюсь. Но у девчонок свои соображения. Чичита обладает внутренним чутьем, она почувствовала, что что-то не так. Поэтому она спросила меня: «Хочешь ходить со мной?» Здорово, если девчонка так спрашивает? Обычно мы должны задавать такие вопросы!

— И ты, конечно, согласился.

— Она мне, как говорится, нравилась уже давно. И, прошу прощения, не спросив вашего разрешения, я организовал для Чичиты пару проверочных тестов. И я могу сказать одно: великолепно!

— Как раз то, что ты искал?

— Да, как раз то.

— Глина в твоих руках.

— Да, господин доктор.

— Ну хорошо. Предположим, ты создал из маленькой Чичиты свое творение, воспитал, как хотел. Что ты собираешься делать дальше?

— Мы уедем в Израиль.

— И поженитесь?

— Я этого не говорил.

— Но ты не можешь ее просто так взять с собой.

— Почему? Мы хотим жить вместе. Я чувствую, что все будет нормально. Только мы не считаем, что обязательно нужно жениться.

— Почему?

— Во-первых…

— Прекрати эти свои: «во-первых, во-вторых». Ты не у доски. Знаешь что, Ноа? Я тоже кое-что читал: «Кто слишком умничает, тот глуп».

— Вам не удастся вывести меня из себя. Итак, во-первых — пардон, господин доктор, — мы с Чичитой никогда не намеревались иметь детей, в этом мы полностью солидарны. Посмотрите, что в наше время творится с детьми. Я живу здесь среди более чем трехсот детей. В течение нескольких лет я мог наблюдать, что здесь происходит, и хочу вас заверить, что мне этого достаточно!