Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Ты что имеешь в виду, что Геральдина и Йенс…

— Да, именно это и имею.

— Ну ты что, еще не врубился, приятель? Я же тебе сказал: подожди, пока не появится новенький, тогда ты будешь вычеркнут из списка.

Так оно и происходит на самом деле. Геральдина действительно в последующие дни часами пропадает с Йенсом. Светловолосый норвежец выглядит так, словно кто-то показал ему рай. Ну, может быть, ворота рая, и этот кто-то, вероятно, женщина. И если дело так здорово пойдет и дальше…

Кажется, дела идут хорошо.

Кажется, все продолжается.

Ганси сообщает, что он видел. Свинья этот Ганси! Что он слышал, где, в каком месте, через какое окно. Как часто. Но звучит все чрезвычайно убедительно.

— На сей раз это не заняло и двадцати семи часов. Так что давай, Оливер, гони сигареты, я выиграл!

Время идет. Йенс влюбляется все больше.

— Уже пишет стихи — сообщает Ганси. Он знает все. — Приносит стихи ей, когда они встречаются, отдает их ей, прежде чем она ему что-то позволит. — Ганси смотрит в окно… И уверяет меня: — Все идет как я говорил…

И все действительно идет так. Дни, недели. Ничего не происходит.

Ганси молодец. Геральдина любезна. Йенс беспредельно счастлив. Страх — это уже не страх, когда боишься слишком долго. Он пропадает. Становишься вновь уверенным и доверчивым. Начинаешь в конце концов даже смеяться над тем, чего ты когда-то боялся.

Вот и снег уже начал таять. Скоро Верена и Эвелин приедут во Фридхайм. Время идет. Я зря боялся. Геральдина просто прелесть. Какое счастье, что появился Йенс. Это, так сказать, только начало всей истории.

В начале февраля, когда светит солнце, становится очень тепло. В лесу много птиц, появились подснежники и крокусы. Каждый раз, когда я иду в «Квелленгоф», мне попадаются в лесу белочки. И каждый раз у меня портится настроение, потому что я, видя белочек, вспоминаю о матери. Она, между прочим, все в той же клинике. Присылает мне деньги, не спрашивая, зачем они мне нужны. Йенс продолжает писать Геральдине стихи. Я встречаюсь с Вереной в маленьком кафе. Три раза в их доме на Мигель-аллее остаюсь на всю ночь, так как Манфред Лорд в отъезде, и мы можем любить друг друга. Я так уверенно чувствую себя, что совсем не боюсь приезда Верены во Фридхайм. Геральдина только раз разговаривала со мной.

— Ты не сердишься на меня?

— За что?

— Из-за Ларсена. Я такой спектакль с тобой разыграла. Но, знаешь ли, теперь кое-что произошло…

— Что?

— С ним получается, как и с тобой…

— С тех пор как получилось со мной, будет, вероятно, получаться со всеми. С ним, пожалуй что, даже лучше.

— Этого я не говорила!

— Но это же так!

— Нет. Да! Я не хочу лгать.

— Да, действительно.

Она вдруг целует меня, слегка коснувшись губами моей щеки.

— Ты был первым, — шепчет она. — Спасибо… Я очень благодарна тебе… Как я могла тогда наговорить столько гадостей?

Клянусь, вы бы тоже тогда поверили этим словам!

Ну а теперь переходим ко второй истории.

Главным действующим лицом на этом этапе моего повествования является Рашид Джемал Эд-Дин Руни Бендер Шапур Исфахани, маленький принц с длинными, блестящими, как шелк, ресницами и печальными черными глазами. Принц остался совсем один. С того момента как Али нашел в Джузеппе своего единоверца, он стал одинок. И теперь тоскует по своей матери и родине.

К тому же уже в течение нескольких недель Рашид пребывает в страшном волнении. В Иране назревает правительственный кризис. Вновь закрылись университеты. В переполненных тюрьмах страны тысячи заключенных.

И однажды утром Рашид исчезает. Его ищут повсюду, но нигде не могут найти. Директор оповещает об этом местный пост жандармерии во Фридхайме. Вскоре объявляется розыск Рашида по всей Германии. Его фото публикуется в газетах и появляется на экранах телевизоров. Возникают опасения, что он мог стать жертвой преступления.

В течение пяти дней Рашид считается пропавшим.

Затем двадцать пятого февраля, в субботу, перед зданием школы останавливается автомобиль франкфуртской полиции, и двое полицейских помогают маленькому принцу выйти из машины. Выглядит Рашид ужасно. Лицо неумытое и смертельно бледное. Видно, что эти дни он скитался, одежда грязная и измятая, двигается он как пьяный. Пять минут спустя меня вызывает директор. В кабинете доктора Флориана сидит Рашид. На лбу у него виден красный шрам. Как только я вхожу, он начинает плакать. Он сидит совершенно прямо, слезы бегут по его щекам, он всхлипывает и давится слезами. Мне становится не по себе. Доктор Флориан дает знак. «Пусть поплачет». Когда Рашид немного успокаивается, директор произносит.

— Оливер, я распорядился пригласить тебя по просьбе Рашида. Он питает к тебе большое доверие. Ты помог ему с молитвенным ковриком, когда он прибыл к нам, ну и вообще. Я полагаю, ему сейчас нужен человек, которому он доверяет.

Я сажусь рядом с малышом и кладу ему руку на плечи.

— Ну, давай рассказывай, что случилось. Мы так переживали за тебя! Куда ты собирался?

— В Тегеран, конечно, — говорит маленький принц. — К маме.

— Без всего? Я имею в виду — без копейки денег в кармане?

— Я накопил больше пятидесяти марок. Ведь господин Гертерих дает нам каждую пятницу две марки. И, кроме того, я взял с собой молитвенный коврик.

— Но, Рашид, мальчик мой, молитвенного коврика и пятидесяти марок недостаточно, чтобы добраться до Тегерана.

— Конечно, я понимал, что этих денег мало, — продолжает Рашид. — Но у меня дядя в Каире, он очень богатый. Я подумал, если я доберусь до Каира, все будет хорошо.

— До Каира ты бы тоже не добрался.

— Но ведь я был в Каире.

— Хорошо, ты был в Каире. Но как ты туда добрался?

— Через Мюнхен, Цюрих и Рим.

— Я не понимаю ни слова.

Маленький принц начал даже немного улыбаться.

— Ты же мне на Рождество подарил эту книгу про мальчика, который выдавал себя за слепого, он же смог совершить кругосветное путешествие на самолете.

Да, действительно, я дарил…

— Рашид!

— Да. До Франкфурта у меня хватило денег. Туда я доехал на поезде, там я купил хлеба и пару банок консервов, затем ночью забрался в грузовой отсек самолета и спрятался. Это был рейс Мюнхен — Цюрих — Рим — Каир.

— И тебя никто не обнаружил?

— Во Франкфурте — нет. Там все шло гладко, мне пришлось только пролезть через два проволочных заграждения. Люки грузового отсека были открыты для проветривания, понимаешь? Самолет стоял в ангаре. Там я спал в первую ночь. Ночевать пришлось среди бутылок виски.

— А дальше?

— На следующее утро взлетели. В отсек загрузили еще лишь пару ящиков. Я был очень осторожен. Старался, чтобы рабочие меня не заметили. Было ужасно холодно. У меня начался насморк, и я страшно боялся чихнуть. — Рашид чихает. — Потом все кончилось, но я ни разу не чихнул. Ни разу.