Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово

— Вам двадцать один. Мне тридцать три. Я на двенадцать лет старше.

— Для меня это ничего не значит.

— Я замужем.

— Мне все равно. Тем более что вы несчастны.

— У меня ребенок.

— Я люблю детей.

— У меня есть возлюбленный.

— И это меня не волнует.

— До него у меня были и другие.

— Не сомневаюсь. У вас их было много. Это совершенно не важно.

И почему мы не познакомились хотя бы пару лет назад? Мы продолжаем смотреть друг на друга. Мы разговариваем очень спокойно и тихо.

— Это было бы безумием, — говорит она.

— Что?

— Снова встречаться здесь.

— Клянусь, у меня нет дурных намерений! Я хочу только видеть вас, говорить с вами. Вчера, когда мы ехали, у вас не было ощущения, что мы могли бы хорошо понимать друг друга? Я думаю не о постели, а о наших взглядах, наших мыслях. Не было у вас такого чувства, что мы очень похожи друг на друга?

— Да… Вы такой же испорченный и одинокий, как я.

Вдали просвистел локомотив.

Теперь солнце падает на платье Верены. Цветы светятся.

— Вы спали с девочкой, которая украла мой браслет?

— Да.

— Но не по любви.

— Действительно, не по любви.

— Мне это знакомо. Ах, как же мне это знакомо!

Ее речь. Манеры. Походка. Жесты. В этой женщине есть тайна. Она не хочет сказать мне, откуда она родом. Она поступает скверно, когда дурно говорит о себе.

Это все притворство, это все ложь.

Кто ты, Верена?

В каком направлении ты движешься?

Зачем тебе так много украшений? Почему ты приходишь в ужас от одной мысли, что можешь еще раз стать бедной? Почему ты обманываешь своего мужа?

Я не буду больше никогда спрашивать тебя об этом. Может быть, когда-нибудь ты сможешь мне об этом рассказать…

— И все же — мы будем здесь встречаться?

— С одним условием.

— С каким?

— Вы вернете мне веронал.

— Никогда. В таком случае мы расстанемся.

— Мне эти таблетки не нужны. Я просто не хочу, чтобы они были у вас.

— И я не хочу, чтобы вы имели при себе эту гадость! Тогда уничтожьте это. Чтобы я видел.

— Как я должна это уничтожить?

— Сжечь.

У меня есть спички.

Я медлю, прежде чем поджечь коробочку с вероналом, мне бы все-таки хотелось оставить его у себя.

Коробочка ярко горит, таблетки только обугливаются и крошатся. То, что осталось от коробочки, я бросаю на пол. Верена топчет коробочку туфлями до тех пор, пока от нее ничего не остается.

Мы смотрим друг на друга.

— Если учесть, что вы спали с аптекарем, — говорю я.

— Если учесть, что мы не сможем больше воспользоваться этой гадостью, — говорит она.

— Если учесть, что я выполнил ваши условия. Когда мы снова увидимся? Завтра?

— Нет.

— Послезавтра?

— Нет.

— Когда все-таки?

— Это возможно только через пару дней.

— Почему?

— Потому что я беременна, — отвечает она. — Вы даже представить себе не можете, в какой ситуации я нахожусь и что со мной случилось. Ничего вы не знаете! Ничего!

— Беременна?

— Вы же слышали.

Странно, в любом другом случае я тотчас подумал бы: «Да, есть повод поразмышлять». Это должна быть честная книга. Раньше, когда я писал о Геральдине, я не стал лучше, чем был. Теперь я не стал хуже.

Но с Вереной все не так. Догадался я не сразу.

— От кого вы беременны?

— Этого я не знаю.

— От этого итальянца?

— От него. Или от своего мужа.

— Вчера вечером вы сказали…

— Я соврала. Женщина должна спать со своим мужем, если она имеет любовника. Иногда это случается.

— Вы совершенно правы. Я не хотел вам вчера вечером возражать. Конечно, вы говорили Энрико, что целый год не спите с мужем.

— Конечно. Все женщины поступают так. Наверное, и вам какая-нибудь женщина говорила то же самое.

— Да.

— И?

— Я не верил этому. Но я не говорил, что я этому не верю. Нельзя быть несправедливым. Мужчины поступают точно так же, если у них есть любовница.

Некоторое время молчим. Потом я спрашиваю:

— Вы хотите ребенка?

— Боже упаси! В моей-то ситуации?

— Энрико знает?

— Энрико женат. Об этом никто не узнает. Я рассказала только вам. Почему только вам? Потому что мы уже так хорошо понимаем друг друга.

— Однажды…

— Что?

— Однажды вы полюбите меня.

— Перестаньте!

— Да-да, и такой любовью, к которой вы стремились. Я знаю это точно. Иногда бывают мгновения, когда я точно знаю, что произойдет. У вас есть врач?

— Мне нельзя рожать. — Она опускает голову. — После рождения Эвелин врачи сказали, что в дальнейшем это может быть опасно для жизни. Я должна быть в клинике. Это одна из причин.

— Причин чего?

— Что у меня в браке все так плохо, и что я так… что я такая.

— Не понимаю…

— Эвелин — внебрачный ребенок.

— Ну и что?

— Мой муж не способен…

— Так.

— Но он всегда очень хотел ребенка. Понимаете? Сына, которому он передаст свой банк. Когда я встретила его… тогда, в нищете… тогда я не сказала ему, что никогда больше не смогу иметь ребенка. Позднее я все же сказала ему об этом. Это было подло с моей стороны, да?

— Это была необходимость!

— Нет, я должна была его предупредить. При любых обстоятельствах! А потом мы с каждым днем становились все более чужими друг для друга. Он никогда не упрекал меня, то есть не было прямых упреков.

— А косвенных?

— Он… он любил меня, по-своему, в своем желании иметь ребенка он зависел от меня, и он не мог простить мне, что его мечта так и не исполнится. Он стал смотреть на меня другими глазами. Не так, как когда-то… Когда-то…

— Как на честную женщину.

— Да, именно так.

— И поэтому вы начали вести другую жизнь. Чтобы утвердиться в мысли, что вы еще женщина.

Она долго смотрит на меня.

— Вы какой-то особенный юноша, Оливер.

— Поэтому вы это сделали — верно?

Сегодня я впервые увидел Верену без косметики.

Я говорю ей об этом. Она отвечает:

— Специально, чтобы вас поцеловать.

— Но у вас ведь есть великолепная помада, которая не оставляет следов. Вы могли бы подкрасить губы, когда целовали Энрико.

— Ради этого не стоило.

— И все-таки между нами еще может быть любовь.

— Никогда. Это невозможно.

— Губная помада, — говорю я. — Губная помада подтверждает это. Надо подождать. У меня много времени в запасе.

Она удивленно смотрит на меня. Затем я спрашиваю ее:

— Когда вы скажете мужу?

— Сегодня вечером.

Я продолжаю задавать вопросы:

— В какую клинику пойдете?

Она говорит мне, в какую. Клиника находится на западе Франкфурта.

— Когда это произойдет?

— Если я завтра поеду, то послезавтра.

— Тогда я навещу вас в четверг.

— Это исключено! Я запрещаю.

— Мне ничего нельзя запретить.

— Вам нельзя сейчас рисковать.

— А я и не буду рисковать. У них наверняка есть отдельные комнаты. В приемной я укажу вымышленное имя. Я приду в первой половине дня.