Джессика Андерсон - Лицедеи

— Я уже сказала: может быть, я останусь у мамы.

— Всего лишь «может быть»?

— Дай мне пройти. — Розамонда взяла один из чемоданов.

— Машину что, тоже упаковала?

Розамонда открыла дверь: — Машина мне не нужна.

На верхней ступеньке лестницы появился Доминик, он не знал, спускаться вниз или нет. За стеной сада дважды просигналило такси. Тед оторопело смотрел, как Розамонда, сгибаясь под тяжестью чемоданов, с трудом шла по узкой асфальтированной дорожке к калитке. Когда она уже вышла на улицу, Тед внезапно пришел в себя.

— Ты меня слышишь? — прокричал он. — Назад не приходи!

Доминик убежал.

— Честно говоря, — сказала Гермиона, — я не знаю, зачем мы приехали.

— Я-то знаю, зачем приехала, — сказала Розамонда. — Мне легче уйти из дома постепенно. Я не хотела сжигать за собой мосты. Но все равно сожгла.

Вид у обеих сестер был довольно унылый. Грета посадила их в гостиной на диван, как гостей, и попросила отвечать на телефонные звонки и открывать входную дверь, а сама извинилась и ушла в сад к Бену. При других обстоятельствах Розамонда и Гермиона не посчитались бы с ее неявным запретом выходить из гостиной, но чувство неловкости и страха, вызванное смертью, заставило их остаться там, где велела Грета.

— Как ты думаешь, — спросила Гермиона, — о чем мама говорит в саду с этим… сиделкой?

— Обсуждает планы совместной жизни, — ответила Розамонда.

Она закрыла лицо руками, будто собиралась заплакать, но вместо этого рассмеялась.

— И одновременно шьет, — подхватила Гермиона. — А то, что сошьет, бросит в корзину с тряпьем.

— Мама чувствует себя добродетельной женщиной, когда шьет, — уже серьезно сказала Розамонда. — Однажды она сама мне в этом призналась.

— По-моему, она таким образом вызывает дух тети Эдит. Рози, что ты скажешь, если я расстанусь со Стивеном ради другого человека?

— Скажу, что ты плохая мать.

— И это ты мне говоришь!

— Ой, Мин, сегодня мне позволено быть бестактной.

— Ты думаешь, дети так уж сильно привязаны к родителям?

Но Розамонда была занята своими мыслями.

— С одной стороны, я рада, что Доминик предпочел Теда, потому что Теду так легче. С другой, не очень понятно, зачем я тогда ушла. И как знать, смогу ли я видеть Доминика.

— Я часто думаю, что детям на нас совершенно наплевать…

— Ты прекрасно знаешь, Мин, что это неправда.

— …и что мы всего лишь биологическое приспособление, природа использует нас и выбрасывает на свалку.

— Мужчин тоже?

— Мужей. Мужья и жены — священный биологический союз.

Розамонда с любопытством посмотрела на сестру:

— Смешно, конечно, думать, что я знаю о тебе все…

— Конечно, — согласилась Гермиона потупившись.

— Но я знаю, чего ты жаждешь, поэтому этот другой человек, если он вообще существует, непременно должен быть богат.

— Он говорит, что богат. Только не думай, что меня влечет к нему одно лишь богатство. Я правда чувствую… Как это ни удивительно, я правда чувствую…

— Это случайно не Тед? — воскликнула Розамонда.

Гермиона запрокинула голову и расхохоталась, потом вспомнила, что в доме покойник, прикрыла рот рукой и посмотрела на открытую дверь, будто ожидала возмездия. Но отдав эту дань приличиям, она снова повернулась к Розамонде и улыбнулась:

— Рози, ты неисправимый однолюб.

Розамонда откинулась на спинку дивана.

— Ну и пусть, такая я есть. Понимаешь, Мин, Метью звонит и говорит, что у него все в порядке, — прекрасно. Но я хочу знать конкретные вещи. Что значит «все в порядке»? Где он, например, будет сегодня ночевать?

— Он, наверное, тоже хочет это знать. Все-таки как ты могла даже подумать, что я и Тед…

— Что в этом такого? Я помню, как однажды…

— Рози, Тед был тогда пьян. Я ему совсем не нравлюсь.

— Знаю, но дело не в этом.

— Так, значит, я ему не нравлюсь? — возмутилась Гермиона. — А почему я ему не нравлюсь? Мне он, впрочем, тоже не нравится. Ты поступила совершенно правильно, что рассталась с ним. В конце концов, он просто вор, верно?

— Мин, пока только я имею право это сказать.

— Ты и сказала, разве нет? Когда вчера звонила. Спорю на что хочешь, от тюрьмы ему не отвертеться.

— Теду? — спросил Гай, входя в комнату. — Ставлю пять против одного. Нет, три.

— Ох, замолчи, — сказала Гермиона.

Гай держал в руках кружку кофе и тарелку с толстым кое-как сделанным бутербродом. Он осторожно сел и ногой подтянул к себе маленький столик.

— Вы лучше посмотрите, сколько барахла у Джека в шкафах, — сказал Гай. — Можно одеть всех актеров, занятых в «Артуро Уи» [7] «Карьера Артуро Уи» (1941) — пьеса немецкого писателя и драматурга Бертольта Брехта (1898–1956). .

— Неужели ты рылся в его шкафах? — встревожилась Розамонда.

— Я искал копию завещания, — сказал Гай. — Я думал, он, может быть, попросил Сидди где-нибудь ее припрятать.

Гермиона не раз говорила, что не намерена прощать Гаю его дурацкие выходки, она достала из сумочки блокнот и занялась списком предстоящих покупок, а Розамонда — когда-то она так преданно заботилась о маленьком Гае, так по-матерински гордилась этим прелестным ребенком, — Розамонда сдвинула брови, будто искала ответ на мучивший ее вопрос. Оберегая костюм, Гай подставил руку под подбородок и откусил кусок толстого бутерброда. Прожевав его под неотрывным взглядом Розамонды, Гай сказал:

— До смерти хочу знать, как он распорядился деньгами, а вы?

Гермиона оторвалась от списка.

— Мама будет обеспечена, — сказала она тоном, не допускающим возражений.

— Об этом можно не беспокоиться, — согласилась с ней Розамонда.

— Да? — Гай снова набил рот и продолжил, когда прожевал: — Кейт Бертеншоу привозил сюда окончательный текст завещания в субботу. А вот знаете вы, подписал его Джек или нет? — Сестры обменялись беглым взглядом. — Не знаете, — сказал Гай. — И я тоже не знаю. Я был здесь как раз перед приходом Кейта Бертеншоу, и мне пришло в голову, что если я… — Гай откусил еще один кусок и снова принялся жевать, сестры ждали, — если я хорошенько его пугну, он возьмет и помрет, прежде чем явится Кейт Бертеншоу, или ему станет так плохо, что он не сможет подписать эту бумагу. Думаете, я заранее готовился, обдумывал… Ничего подобного — порыв! Но Джеку понравилась моя затея. Он доказал, что может переиграть меня и выжить, и ему это понравилось. Только он недолго торжествовал, согласны? А я так и остался в неведении, подписал он завещание или нет.

Гермиона и Розамонда снова переглянулись, в глазах Гермионы сквозило отчаяние, в глазах Розамонды — тревога.

— Мы знаем, что ты чудовище, Гай, — сказала Гермиона. — Можешь не трудиться доказывать это лишний раз.

— Ничего я не доказываю, — сказал Гай и положил в рот последний кусок.