Алексей Щербаков - Солнце за нас

Что же касается коллег, то Максим убедился: со знанием языков у французов и в самом деле дело обстоит невесело. Народ работал самый разный. Имелся к примеру рабочий-механик, трудившийся до войны в России. Там он кое-как научился говорить по-русски. Уже после войны, вступив в ФКП, он продолжил изучение великого и могучего по заданию партии. Наблюдались три каких-то мымры неопределенного возраста, француженки. Кто они такие и откуда было непонятно – общались они только по работе. Ещё одним кадром был Олег Евдокимов – потасканный тип средних лет на роже которого читалась пламенная любовь к разным напиткам.

Что он и доказал, предложив как-то, через несколько дней после появления в API Максима пройти по окончании дел выпить по рюмочке, добавив, что угощает.

Стало интересно – так что коллеги оказались в кафе.

…Максим имел представление об абсенте – как и то, что потребление этого напитка требует осторожности. А вот Олег садил его только в путь. Причем пил без всяких наворотов, принятых во времени Максима. Хорошо, что хоть не настаивал на том, чтобы пить на равных – иначе неподготовленный организм Петра долго бы не продержался. За пьянкой Олег поведал свою нетривиальную историю.

Он был единственным сыном московского купца первой гильдии. В двенадцатом году папа помер, оставив неслабое наследство. Сынок не имел никакого желания заниматься коммерцией, да и ничем он заниматься не хотел. Так что Евдокимов продал дело компаньонам отца и рванул в Париж, где зажил широко и весело.

С началом войны большинство русский вернулись на Родину. Но Олег решил, что воевать – это не для него, а потому переместился в Испанию. Мадрид – это не Париж, но тоже жить можно. Самое смешное, что, несмотря на своё раздолбайство, Олег поступил куда умнее, чем многие другие – он перевел свои денежки в Швейцарию. Так что к большевикам они никаких претензий не имел.

– Наоборот, мне нравится, как они ограбили этих рантье*.

– То есть? – не понял Максим.

– Так на военных займах! Деньги-то перед войной русскому правительству давали французские обыватели!

(* Рантье. Человек, не работающий и не занимающийся бизнесом, а живущий с процентов каптала. В начале ХХ века таких людей в Европе было достаточно много.)

А дело было так. На французский рынок ценных бумаг были выброшены облигации русского военного займа. Правительство провело грамотную PR-кампанию, внушив, что эти самые облигации – лучшее вложение капитала. Ну, лохи – они и во Франции лохи. Множество рантье перевели свои сбережения в данные ценные бумаги. А потом большевики, волки позорные, отказались платить царские долги. И облигации превратились в макулатуру…

Олег, впрочем, тоже не очень долго веселился. Деньги имеют обыкновение кончаться, особенно если живешь, ни в чем себе не отказывая. Так что мсье Евдокимову пришлось заниматься разными делами – а год назад он сумел пристроиться в API.

Изрядно нагрузившись, Олег пустился в откровения.

– Ты, Максим, правильно сделал, к ним пристроился. Наши эмигранты – сволочь, такие же, как я. Но я хоть честный, я не вру. А французские буржуа – мелочные и расчетливые до омерзения. За копейку удавятся. Наши молодцы, что показали им фигу и вышли из войны. Воевать за это дерьмо…

Абсент, как известно, напиток интересный. Он оказывает некоторый психоделический эффект. Иначе с чего бы Максима по дороге домой потянуло на самоанализ, этого за ним обычно не наблюдалось.

Почему недавний собеседник-собутыльник вызывал в нём какое-то подсознательное отвращение? Вроде ведь неплохой мужик. А потом вдруг Максим понял – он встретил свою «обезьяну».

Эту теорию продвигал им препод, читавший русскую литературу. Суть её вот в чём. Почему людям обезьяны, в отличие от котов, лошадей и собак, кажутся уродливыми? Потому что они слишком на людей похожи! Только вот несколько отличаются. Так вот, человек нередко испытывает неприязнь к тому, в ком видит свои же жизненные установки, только доведенные до логического конца. Препод это прогонял на лекции о «Преступлении и наказании». Там в первой части Раскольников встречается с мелкой гнидой Лужиным и подонком покрупнее, Свидригайловым. Данные товарищи Роде омерзительны – а ведь их взгляды на жизнь ничем не отличаются от его…

Вот и Макс въехал – он встретил, так сказать, родственную душу. И ведь Олег явно это просёк… Не сразу ведь потащил бухать, а приглядывался. В самом деле – а что делал бы Максим в своём мире, получи он наследство? Наверное, то же самое. Как, впрочем, и большинство его тамошних знакомых. А вот мир, стоявший за информашками РОСТА, был совсем другой…

* * *

Между тем медленно развивался роман Максима с Ириной. Нравилась ему эта девушка. Сперва он решил, что просто гормоны играют. Тем более, что организм-то ему попался в самом таком возрасте. Как оказалось – нет. В «коммуне» нравы были самые что ни на есть революционные. Единственное, на что тут был запрет – это таскать проституток. Работниц панели левые не уважали. Впрочем, Максим с ними тоже никогда дел не имел. Платить девице за секс ему казалось абсурдом.

Впрочем, а зачем были нужны проститутки? И так было всё хорошо. На третий день обитания Максима в «коммуне» один из ребят притащил подружку. Да только он был настолько на рогах, что, видимо, ничего не сумел. Так вот, девица просто залезла к Максиму в кровать. Никто потом не обижался.

Но в Ириной он продолжал встречаться, правда, редко. Дел было много. И работа, и тренировки. К, тому же, в коммунистическом клубе, где он пытался восстановить форму, обнаружилось и нечто вроде фотокружка. Так Максим стал осваивать местную фототехнику.

О том, чем он занимается, Максим при встрече темнил. Но, как-то, когда они прогуливались по бульварам, решил сыграть в открытую.

– Ты знаешь, а я устроился на работу переводчиком в API.

Реакция девушки его удивила.

– Правда? Как интересно. И что там?

– Если честно, то наши титаны мыслей по сравнению с советскими авторами – как кот по сравнению с тигром. Кстати, а хочешь завтра сходим в одно место. Меня пригласили, я сам там не был…

– А пойдем!

Речь шла о том, что новые знакомые по спортивному клубу пригласили его в один подвальчик, где собирались левые.

…Заведение напомнило Максу питерские клубы, в которых играли рок и джаз. Это был полуподвал на входе в который околачивались двое очень внушительных парней к кожанках. Внутри, в довольно просторном сводчатом, тускло освещенном зале, были расставлены столики, в глубине имелась сцена на которой виднелась простенькая ударная установка. За ней виднелось изображение серпа и молота. Под потолком пластовался табачный дым, вокруг столиков кучковался народ. Знакомое дело. Разве что, пили тут не пиво, а вино. Максима позабавило, что тут очень гордились тем, что не имелось гарсонов. В данном времени самому тащить от стойки выпивку казалось революционным актом. Ну а так… Народ выпивал, общался, знакомился с девушками…