Матей Вишнек - Господин К. на воле

— Я писал рапорты, я всё всем объяснял, я устраивал экспертизы, — перечислял свои действия толстячок, особенно нажимая на экспертизы.

И никакой надежды у него практически не осталось. Но можно сказать и по-другому: одна-единственная надежда у него еще оставалась! И никто иной, как Козеф Й., был носителем этой надежды. Потому что он, Козеф Й., теперь на свободе. Так что он мог бы намекнуть властям предержащим на истинное положение дел. Его же примет директор тюрьмы, для выполнения формальностей по выписке. Так вот, не будет ли он, Козеф Й., так добр, так любезен, чтобы рассказать директору тюрьмы о том, что он увидел на одежном складе? Это отнимет у него не больше минутки. Просто напомнить директору, что такой склад существует. Всего-навсего напомнить, что там, в отсыревших подвалах, один честный служака борется с тюками одежды и что ему нужна помощь. Он, только он, Козеф Й., — единственный человек, которому под силу хоть что-то с пасти в сложившемся положении дел. Единственный, к кому может хоть как-то прислушаться директор тюрьмы, учитывая исключительность ситуации его выхода отсюда.

— Вы и представить себе не можете, какой вес имеет ваше слово сейчас, — добавил толстячок.

Козеф Й. заверил его, что не преминет сказать про склад. Но в глубине души у него поднялось нешуточное смятение. Он не знал, что формальности по выписке доведут его до директора тюрьмы. Еще одна вещь, о которой он не подозревал и о которой никто не соизволил ему сказать. И вот он узнает об этом случайно, на одежном складе, и то только потому, что кладовщик счел, что ему, Козефу Й., это известно. Весь его план забрать свой костюм и уйти немедленно рухнул в один момент. До сего времени его никто не оповещал о предстоящем вызове к директору тюрьмы, и он не имел ни малейшего представления, когда же его вызовут. Точно так же, как не имел ни малейшего представления о других формальностях, которые он должен выполнить, чтобы выйти отсюда.

«Это моя и только моя вина», — в сотый раз подумал Козеф Й.

Это была его вина не потому, что он не знал процедуры , а потому, что не предпринял ничего, чтобы узнать. Узнать, что именно он должен делать.

— И все-таки как насчет костюма, как быть с костюмом, с моим костюмом? — забормотал Козеф Й.

— Пойдемте! — сказал складской толстячок, и в его улыбке на сей раз проступило нечто вроде лукавства.

Он потянул Козефа Й. за собой, и, миновав несколько коридоров, они стали подниматься наверх. Как и в тот раз, когда он проделывал путь обратно из яблоневого сада, Козеф Й. изумлялся, сколько приходится пройти до нужного места. Лестница за лестницей, холл за холлом, дверь за дверью, и так без конца.

Но вот складской толстячок ввел его в тесную комнатку, на первый взгляд казавшуюся портняжной мастерской. За одним из столов, склонившись над картонной коробкой, сидел Ребенок.

Козеф Й. резко обернулся к толстячку, как будто еще раз просил подтверждения, что туда можно войти, а главное, что перед ним действительно тот Ребенок.

— Милости просим, — радушно пригласил толстячок.

Внутри было тепло и много света. Козеф Й. шагнул к Ребенку и, ласково глядя на него, спросил:

— Что ты тут делаешь?

— Подбираю вам пуговицы, — отвечал Ребенок, указывая на коробку.

От такого ответа Козеф Й. повеселел.

— Пуговицы для меня? — переспросил он.

— На костюм, — отвечал Ребенок.

— Я вам справил новую пару, — сказал складской толстячок, несколько смущенно заглядывая через плечо Козефа Й. — Когда получите деньги, расплатитесь со мной.

— Деньги? — чуть не поперхнулся Козеф Й.

— Вы их уже получили? — вскинулся толстячок.

— Нет еще, нет, — отвечал Козеф Й., ломая голову, что может означать этот сюжет с деньгами. Откуда он должен получить деньги? За что он должен получить деньги? И сколько?

— Завтра будет готово, — сказал толстячок, показывая ему брюки и пиджак, которые лежали, свешиваясь, на одном из столов. Осталось только пришить пуговицы.

Назавтра сбежал один из заключенных.

Козефа Й., который спал в лифте на тюфяке, принесенном Фабиусом, разбудили первым — кто-то стучал кулаком в дверь шахты где-то внизу, давая знать, что ему надо ехать. Козеф Й. живо вскочил, выметнулся в коридор и вытащил за собой тюфяк. Лифт пошел вниз миг спустя.

Оглоушенный, с острой болью в пояснице, Козеф Й. пытался прийти в чувство и сообразить, есть ли у него шанс где-нибудь еще подремать. Уже вторую ночь Козеф Й. проводил в клетке лифта, и причин для особой радости у него не было. Теснота клетки не позволяла как следует вытянуться, даже по диагонали. Он терпеть не мог спать скорчившись, и вот пожалуйста, последние две ночи ему пришлось принимать самые что ни на есть неудобные позы. Мысль о том, что он не может вытянуть ноги, не выходила у него из головы, из-за чего во сне ему казалось, что он не спит, а думает и что в голове у него крутится одна и та же фраза: «Вытянуть бы ноги». Каждый раз, поворачиваясь во сне на другой бок, он ушибался о металлические стены лифта, и это сопровождалось долгим эхом, как бы нарочно для того, чтобы издолбить ему мозг и еще, и еще раз напомнить, что нормально поспать ему недостает места.

Но идея принадлежала Фабиусу, а он не мог ничего поставить в упрек Фабиусу. Старый охранник хотел быть ему полезным и придумал хоть что-то , сымпровизировал этот вариант с лифтом, так что никак не заслуживал, по крайней мере пока, никакого упрека.

Уняв свои мысли и поскребя в затылке, Козеф Й. услышал, как нарастают гул и топот на первом этаже. В какой-то момент ему показалось, что он различает собачий лай. Он подошел к окну, выходящему во двор, но было еще слишком темно, и он ничего толком не разглядел. Однако мельтешение теней навело его на мысль, что там, внизу, случилось что-то особенное.

Он направился к нише в стене, где спал Фабиус, но не посмел его разбудить. Фабиус спал глубоким сном, слегка посапывая, струйка слюны стекала из уголка рта. Руки были скрещены на груди, как у покойника. Козеф Й. так и подумал, так и сказал себе: «Он будет красивым покойником, старый».

Но ему и не понадобилось будить Фабиуса, потому что это сделал Франц Хосс. Козеф Й. услышал, как лифт остановился на их этаже, и увидел, как яростным быком вываливает из него Франц Хосс. Правда, встретясь глазами с Козефом Й., Франц Хосс на миг-другой умерил свою ярость и пролебезил:

— Доброе утро, господин Козеф.

— Доброе утро, — ответил Козеф Й.

Ему хотелось спросить, что стряслось там, внизу, но он счел за лучшее промолчать.

Франц Хосс бросился к Фабиусу и бесцеремонно его затряс.

— Подъем! Подъем! — заорал он. — Подъем, идиот!

И, повернувшись к Козефу Й., добавил, как бы призывая его в свидетели: «Каков, а?»