Матей Вишнек - Господин К. на воле

Однако он поторопился выполнить приказ. Заключенные и правда нуждались в прогулке. Он сделал в точности то, что полагалось. Вместимость лифта была — шесть персон. Он отпер первые шесть дверей. Первые шесть заключенных вышли и, не говоря ни слова, направились к лифту. Лифт спустился вниз и вернулся пустым через минуту. Козеф Й. отпер следующие шесть камер. Люди вышли и, не глядя на Козефа Й. и не говоря ни слова, тоже направились к лифту. За каких-то несколько минут все были уже внизу. Козеф Й. спустился последним. Во внутреннем дворе заключенные гуляли по кругу.

«Какие смирные», — не удержался от комментария Козеф Й.

Люди ходили по кругу гуськом. Каждый смотрел прямо перед собой, никто не заговаривал с соседом впереди или позади себя. По временам кто-то взглядывал на небо, а кто-то сильно вдыхал грудью послеполуденный воздух.

«Отчего они такие робкие?» — спросил себя Козеф Й.

Ни охранника, ни солдата поблизости не было. Люди могли бы перемолвиться словом. Могли бы остановиться, поглядеть друг на друга. Что с ними такое? Почему они ничего этого не делали ? Неужели боялись быть побитыми?

При этой мысли Козеф Й. схватился руками за живот, как если бы сам получил под дых.

Неужели эти люди и впрямь боялись его ? Боялись, что он их побьет? И что, он мог бы и впрямь бить их? И они бы никак не реагировали, если бы он их бил?

Эволюция вещей казалась ему неправдоподобной. Он стал приглядываться к лицам, силясь узнать их. Каких-нибудь три дня назад Козеф Й. сидел в одиночке, наедине со своими мыслями, ожиданиями и переживаниями, как каждый из них. Какую-нибудь неделю назад он гулял вместе с ними, по тому же внутреннему двору. И ему тоже не хватало смелости — ни неделю назад, ни когда-либо вообще, поднять голову и посмотреть в глаза охраннику. Было хорошо известно, что не стоит смотреть в глаза охранникам.

«Надо ударить кого-нибудь, глянуть, что будет», — решил Козеф Й. В нем росло какое-то больное любопытство. Он никого не ненавидел и ни к кому не испытывал вражды. Далеко от него отстояли такие чувства. Но его так и подмывало попробовать, и обстоятельства тому благоприятствовали.

«Я не сильно ударю, нет», — сказал себе Козеф Й.

«Если я кого ударю, а тот промолчит, что ж, тогда плохи дела», — сказал себе еще Козеф Й.

Он не уточнил для себя, что тут такого уж плохого. Все так же посматривал на людей, гуляющих по кругу, и все так же подумывал, что все происходящее — не взаправду. Стало быть, ему надо было кого-то ударить, потому что только так он мог бы проверить, взаправду тут все или нет.

«Если никто ничего не скажет, — заключил Козеф Й., — тогда, значит, все не взаправду».

«Если я ударю, а мне ответят, — продолжал размышлять Козеф Й., — тогда, значит, все-таки что-то, хоть что-то тут взаправду».

Он смотрел на них, зная, что одного из них ударит, и его раздирало от противоречивых ощущений. У него была власть, но чувствовал он себя ничтожеством, потому что его власть над другими не имела под собой вещественного фундамента. Он отдавал себе отчет в том, что для людей, которые гуляли там по кругу, он, Козеф Й., как личность не существовал. Он больше не был Козефом Й., он был угрозой, опасностью, чем-то, от чего лучше держаться подальше.

Эта мысль разбудила в нем некоторую злобу.

«Которого ударить?» — спросил он себя, повнимательнее приглядываясь к шагающим. Он расположился так, что люди как бы дефилировали перед ним.

Кого же ударить? Люди шагали, один за другим, глаза в землю. Козеф Й. прикидывал. Первый показался ему слишком старым. Второй прихрамывал. Третий был такой худой и такой желтый, что Козефа Й. взяла жалость. У четвертого было лицо вконец перепуганное. Пятый был свежеприбывшим обитателем 50-й камеры, и Козеф Й. ощущал к нему некоторую симпатию. Шестой был здоровенный детина, что Козефу Й. не подходило. У седьмого была физиономия мелкого воришки, и Козеф Й. сказал себе, что такой человек может быть только трусом и подлизой. Восьмой был в очках. Девятый дрожал от холода…

Нет, так он никого не выберет. Надо бить наобум, только и только так.

Он решил постоять с закрытыми глазами и досчитать в уме до ста. А на «сто», открыть глаза и стукнуть человека, оказавшегося перед ним.

« Так будет по-честному», — сказал себе Козеф Й.

Он закрыл глаза и стал считать до ста. На счет 10 он подумал: «Господи, уж не сошел ли я с ума?» На счет 23 он подумал: «Мы скоты, мы все». На счет 45 он подумал: «Стыд какой, я должен от стыда провалиться сквозь землю, провалиться и захлебнуться грязью». На счет 70 он подумал: «Они сделали из нас скотов, вот что они сделали». На счет 82 он подумал: «Надо уходить как можно скорее, надо уходить в город, надо укрыться в городе». На счет 87 он подумал: «Я еще не написал маме, что скажет мама?» На счет 91 он сказал себе: «Нехорошо, что за скотство, что за гнусность, это я с перепугу». На счет 94 он сказал себе: «Они набросятся на меня, они разорвут меня в клочья, и так мне и надо». На счет 96 он кратко сказал себе: «Я хочу умереть». На счет 97 он сказал себе с дрожью: «Может, он все же даст мне сдачи». На счет 98 он сказал себе: «Не думаю, чтобы он дал мне сдачи». На счет 99 он сказал себе: «А, пропади оно все пропадом».

Он открыл глаза и ударил кого-то под левое ухо. Человек из 50-й камеры пошатнулся от удара и продолжал свой путь. Козеф Й. тоже ощутил вибрацию, именно в тот миг, когда ударил оказавшегося перед ним человека. Кроме шарканья шагов по кругу, ничего не было слышно. Козефу Й. показалось, что он ударил себя самого. Он обмер, лицо посинело, ноги налились свинцом. Взглядом он следил за человеком из камеры под номером 50. Человек шагал в том же темпе, сохранял ту же дистанцию в два шага от идущего перед ним товарища. Он больше не шатался, но опустил взгляд еще ниже в землю.

Козеф Й. услышал в мозгу зловещий хохот. Первые шестеро заключенных, как по неведомому сигналу, направились к лифту и поднялись в свои камеры. Лифт вернулся пустым. Следующие шестеро заключенных направились к лифту и поднялись в свои камеры. Лифт вернулся пустым. Партиями, ровно через 15 минут прогулки, заключенные разошлись по своим камерам. Козеф Й. поднялся последним и запер двери камер.

Он скорчился в кабине лифта, даже не подкладывая матрас, и попытался уснуть. Его знобило. Он сглотнул слюну, которая показалась ему, непонятно почему, сладковатой.

Беглого искали три дня. Когда Франц Хосс с Фабиусом туманно намекнули Козефу Й., что он мог бы к ним присоединиться, он с радостью согласился — все лучше, чем один на один в казарме с заключенными.

Так или иначе, исполнение формальностей для выхода на свободу приостановилось на период поисков. При возникших исключительных обстоятельствах уже не стоял вопрос о его приеме директором тюрьмы. Даже и складского человечка было не найти. Козеф Й. решил, что его, вероятно, тоже включили в поисковую команду.