Алексей Поляринов - Пейзаж с падением Икара

– И еще у меня есть растаявшая шоколадка, – сказал дядя Ваня. – Но ее ты получишь, только если нам понравится то, что ты скажешь.

Минуту Богатырь молча смотрел на нас. Потом осторожно спросил:

– А если я откажусь?

– Тогда ты все равно получишь деньги и шоколадку. Но церемония вручения будет очень болезненной.

– Очень?

– О-о-о-очень.

Он сделал вид, что обдумывает наше предложение, потом всплеснул руками:

– Да бросьте вы! Что вам – денег жалко? Расценивайте это, как благотворительность, помощь нуждающимся. Я же не набор ножей вам втюхать пытаюсь, а важную информацию. А вы угрожаете. Нехорошо получается. Вы же интеллигентные люди!

Дядя схватил его за шиворот.

– Слушай, нуждающийся. Если ты в чем-то и нуждаешься, то в хорошем апперкоте.

– Ладно-ладно! Понял! Только по лицу не бейте!

– Так-то лучше. Начинай. Андрей построил шхуну?

– Да.

– Где она?

– Я не знаю.

– Не зли меня.

– Я правда не знаю.

– А что ты знаешь?

– Я действительно помогал ему. У него был целый штат сотрудников. Он сколотил из нас отличную команду. Он говорил, что мы строим макет в натуральную величину для празднования дня Военно-Морского Флота.

– И что потом?

– Ничего. Мы закончили, он расплатился, и шхуна исчезла. Я, конечно, задавал вопросы, но он отвечал неохотно – говорил, что «теперь она на своем месте», и что найти ее сможет только тот, кто обладает большим запасом прочности – и тот, кто знает точное время прилива и отлива.

– И ты нашел корабль? – спросила Марина.

Я отвернулся, посмотрел в окно – на проводах сидели чайки… нет, подождите, откуда здесь чайки? Это голуби.

– Андрей? – Марина подалась вперед и прикоснулась к моей руке.

– А? – я посмотрел на нее.

– Ты в порядке?

– Нет. Да. Все нормально. Просто задумался. Ты спросила: нашел ли я корабль? Ответ: нет.

– В смысле? Мне казалось, это очевидно – он спрятал его в Белой бухте.

Я покачал головой.

– Нет, не спрятал. Ничего этого не было.

– Чего – не было?

Пауза.

– Мой отец не был преподавателем, он не строил корабль, и он не прятал его в Белой бухте. Все, что я рассказал тебе сейчас – это подделка, – моя личная «фантомная» память. Я выдумал себе это прошлое, я населил его людьми, наполнил деталями, шутками – и прочим барахлом. Это моя «удобная версия реальности».

Марина откинулась на спинку стула и обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

– Ты меня пугаешь, – сказала она.

– Извини.

Еще пару минут я молча смотрел в окно, на чаек… то есть на голубей. Марина поднялась со стула и направилась на кухню.

– Пойду сварю кофе. Ты будешь?

– Я видел его, – сказал я.

– Что? – Она остановилась, обернулась.

– Я видел его примерно за… за пару месяцев до… ну, до смерти.

Марина вернулась и медленно опустилась на стул.

– Я был в супермаркете. Выбирал кофемолку. Нужная мне коробка находилась очень высоко, я попросил менеджера помочь мне достать ее. Народу было много, он был занят с другими клиентами и просто что-то буркнул в рацию. Через минуту появился человек со стремянкой.

Повисла тишина – Марина, кажется, задержала дыхание.

– Он прошел мимо меня со стремянкой на плече. Он даже не взглянул на меня, стремянка была тяжелая, и он тащил ее с большим трудом, глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться. Он сильно изменился – облысел и похудел – но я узнал его сразу: движения, жесты, походка. И голос. Он поставил стремянку и стал взбираться наверх. К тому моменту, когда он спустил мою кофемолку на «грешную землю», меня уже не было рядом. Я спрятался за стеллажом с соковыжималками и стоял там, прижавшись затылком к холодному металлу. Я боялся даже выглянуть, потому что он мог меня увидеть, но я ясно представил себе в тот момент, как он удивленно озирается, держа в руках коробку с кофемолкой.

– Странно, – услышал я его голос. Его голос. Потом скрежет стремянки – он сложил ее, взвалил на плечо – и ушел. Старый, худой, в дурацкой красной майке с логотипом магазина электроники. Джинсы были явно велики ему, он наступал пятками на края штанин, пока тащил стремянку в кладовую.

Я повернулся к Марине.

– Почему ты убежал? – спросила она.

– Хотел бы я знать, – сказал я. – Мне было так стыдно, что я боялся поднять глаза. Пытаясь выйти из магазина, я задел стенд с наушниками, и десятки коробок с грохотом рассыпались по полу. «Извините», – сказал я, хотя никого и не было рядом. Люди косились на меня, я рванул к выходу, где столкнулся с охранником. На меня среагировал детектор – эта дурацкая пищалка. Я не помню, как меня отпустили и как я вернулся домой – и что я делал дальше. Мне было стыдно – и за него и – даже больше – за себя. О том, чтобы вернуться и поговорить с ним не могло быть и речи – меня начинало тошнить только при виде логотипа магазина электроники. При виде красных маек.

Я долго молчал, глядя в окно. Марина не двигалась.

– И у меня начались проблемы. Я пытался рисовать, но получалось очень плохо – я без конца рисовал людей в красных майках. С этим надо было что-то делать – пойти к психологу, может быть. Или все-таки найти в себе силы – и поговорить с ним. С человеком, с которым делишь ДНК. Но – в нашей семье мы не жалуемся на проблемы, в нашей семье мы притворяемся, что у нас нет проблем. Такое вот добровольное самоослепление: «проблема, я тебя не вижу!»

Так я и сделал.

А потом – потом он умер – и, оказалось, что теперь я даже не могу узнать, как он докатился до должности жалкого консультанта в супермаркете. Он умер ­– и вместе с ним словно бы умерло мое желание рисовать.

Я как раз заканчивал свою книгу о Ликееве, писал главу о «Крестном ходе», о том, как художник смог преодолеть свою навязчивую идею, заменив ее другой – пересоздав ее.

И я поступил точно так же – я пересоздал последние годы жизни своего отца. Когда люди спрашивали о нем – я начинал рассказывать им выдуманную историю – я врал прекрасно: о том, как он победил алкоголизм и стал преподавателем, и преодолел свою одержимость и даже построил корабль, о котором всегда мечтал. Мне казалось, что эта басня – сказка со счастливым концом – каким-то образом отменит тот постыдный момент в магазине электроники, и мне станет легче – и его образ в красной майке со стремянкой на плече перестанет сниться мне.

И, ты знаешь, это помогло – но ненадолго. И тот период, когда я спрятал все свои картины в шкаф и ключ отдал тебе – это была попытка запереть не только свои труды, но и вообще… весь бардак из своей головы.

Есть такие люди, которым проще переехать в новый дом, чем прибраться в своем собственном.

Но…

Мне это удалось – я имею в виду, удалось прибраться. Я помню, как лежал на дне огромного котлована и смотрел в ночь. И он – он был там – в красной майке со стремянкой на плече – он озирался по сторонам – искал меня глазами. Я буквально видел его в темноте. Ему хотелось только одного – чтоб я подал ему знак, чтоб я узнал его.