Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Реб Гедалия замолк на несколько минут, прикрыв глаза. Он был женат два раза, первая жена вместе с детьми осталась лежать в лесу под Краковом, вторая умерла год назад. Жили они душа в душу, по крайней мере, так мне рассказывали, но со стороны разве углядишь, что творится в бархатном сумраке квартире, за полуприкрытыми жалюзи?

— Шел как-то раз Натан по улице Жаботинского, в пекарню братьев Коэн. Пекарня весьма популярная и расположена на краю Бней-Брака, у границы с нерелигиозным Рамат-Ганом. По одну сторону улицы — шабес и святость, по другую — вульгарный день отдыха и балаган. Дело было перед субботой, мать послала Натана за халами. Жили они на противоположном конце города, но халы у братьев Коэн такие, что за ними на другой конец света побежишь! Ох, какие халы, какие халы: ароматные, пахучие, сладкие — печенья не нужно! И корочка коричневая, поджаристая, хрусткая корочка!

Реб Гедалия мечтательно прищурился и почмокал губами. Бедолага, с его диабетом он уже лет двадцать как не пробовал ни печенья, ни белой субботней халы. Серо-коричневые пресные плетенки из «цельной» пшеницы — вот какие скучные хлеба преломлял он в честь дня седьмого, дабы святить его. Наверное, в реальности продукция пекарни братьев Коэн мало чем отличалась от хал из других пекарен, но стариковские воспоминания способны за секунду выкрасить мир от земли до облаков в небесно-голубой цвет, и в следующее мгновение переменить его на невинно-розовый.

— И вот на афишной тумбе, там, где улица Ибн-Эзры упирается в Жаботинского, Натан заметил объявление. Срочно ищут донора для пересадки костного мозга. Штука тонкая, нужно точное совпадение чего-то там медицинского, чтобы не произошло отторжение. Приглашали сначала на проверку, а если подойдет, на расширенный анализ. Ну, объявление как объявление, мало ли чего на тумбе наклеят. Но Натану оно в самое сердце впилось.

Записал он телефон больницы, где проверку делают, купил халы и домой вернулся. Отец его, Велвл, сразу заметили, что сын чем-то озабочен, и давай расспрашивать. Тот и говорит, мол, так и так, требуется помощь, нужно отдать часть собственного тела и что ты, папа, об этом думаешь? Да о чем тут долго размышлять, отвечает Мотл, если для спасения жизни человеческой требуется такое пожертвование, и думать нечего. Нет выше заповеди и больше чести.

— О! — сказал Натан и сильно обрадовался. Наконец Всевышний предоставил ему случай оправдать имя. Сразу после субботы кинулся он в больницу и прошел проверку.

— Если подойдешь, — так в больнице ему сказали, — пришлем тебе открытку. Шансы невелики, мы уже три десятка потенциальных доноров проверили, да все без толку, ничего похожего.

Ну, и потекла жизнь своим чередом, Натан все от него зависящее сделал, а дальнейшее в руках Неба, к чему беспокоиться, пусть Оно все и решает. Много времени не прошло, дня через три открыточка в почтовом ящике обнаружилась. Результаты первичной проверки положительные, если вы не передумали, просим явиться для расширенного анализа.

Парень чуть на месте не подскочил от радости, удостоил его Всевышний, дал великую заповедь исполнить. В больнице его долго мурыжили, не так, как в первый раз. Кололи, высасывали, надрезали, подключали, в общем, запустили весь инквизиторский инвентарь оздоровления. Только Натану все в радость, как же, мечта сбывается!

Закончили анализы, говорят — отправляйтесь, уважаемый, домой, мы вас известим по почте. Открытки тогда еще писали ручкой с чернилами. Совсем другое дело, один живой человек собственной рукой другому живому человеку. Это сейчас в каждой семье пять смартфонов и десять компьютеров, а тогда телефон в доме был редкостью, звонить бегали в будку на улице. Эх, — реб Гедалия набрал полную грудь воздуха и с присвистом выпустил через неплотно сжатые губы.

— Как спокойно, как счастливо мы жили! Ходили в гости друг к другу, сидели вместе за столом, разговаривали, сочувствовали. А теперь мне внук говорит, дед, нет совсем времени, давай я тебе сэмэсы буду посылать. Навестить старика ему некогда, так он решил разменять золото человеческого внимания на глиняные черепки мобильных экивоков.

Куда он эти сэмэсы слать будет, на мою палку? Стар я пальцем в экран тыкать! Раньше, когда с человеком хотели поговорить, в глаза смотреть приходилось, и от этого совсем другие слова на язык приходили. А нынешние френды между собой на каком-то птичьем наречии чирикают. Потому, что не человеку пишут, а телефону.

— А можно, — спросил у медсестры Натан, — с больным познакомиться?

— Конечно можно, — отвечает, — он у нас на третьем этаже в десятой палате лежит, донора дожидается, болезный.

Болезный оказался молодым парнем, всего на несколько лет старше самого Натана. И возникла между ними химия, как принято изъясняться на телефонном языке. Слово какое-то дурное, — презрительно сощурился реб Гедалия, — можно ведь сказать симпатия возникла, приязнь, родственность. Но так больше никто не выражается, химия все убила.

Звали больного Дов Вайнштейн, и Натан пробеседовал с ним несколько часов. Дову спешить некуда, а Натан заповедь выполнял посещения больного. О многом они говорили, но в основном о Боге. Во Всевышнего Дов не верил.

— Если бы ты покрутился с мое в гетто, — повторял он собеседнику, — тоже бы перестал верить. Я еще совсем ребенком был, шесть лет всего, а такого насмотрелся, двум взрослых хватит.

— А в каком гетто ты был?

— Есть маленький городок в маленькой стране, Шауляй называется.

— Шауляй! — вскричал Натан. — Мой отец, тоже из Шауляя. Видишь, какое совпадение. А ты говоришь Бога нет!

— При чем здесь Бог? — усмехнулся Дов. — Ты же сам сказал — простое совпадение.

— Это чудом называется! Сам посуди, сколько шауляйских евреев в живых осталось? Горстка! Мне отец рассказал, как их в гетто убивали. А тех, кто уцелел — в концлагеря увезли.

— Ты мне рассказываешь? — скривился Дов. — Я это своими глазами видел.

— Тем более! Значит, понимаешь, что встретить земляка шансы весьма невелики. А уж в нашей с тобой ситуации — и подавно. Такое редчайшее совпадение и называется чудом.

— Ну, ничего особенно редчайшего я тут не вижу, — буркнул Дов, но возражать перестал.

Вернулся Натан домой в Бней-Брак и с порога принялся рассказывать отцу про удивительный случай.

— Вайнштейн его фамилия? — вдруг насторожился Велвл. — А как отца зовут?

— Кажется Ханох, — ответил ничего не подозревающий Натан. — Да, точно Ханох.

Фишл стал белее субботней скатерти и рухнул на стул.

— Так это сын Ханоха Вайнштейна, — прошептал он. — Какое совпадение, Боже мой, какое ужасное совпадение!

— Что случилось, отец!? — вскричал не на шутку перепугавший Натан. — Ты знаком этим человеком?