Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю

— А ваш институт? — растерянно спросил Зотов. — Ведь кто-то должен организовать эвакуацию…

— Кто должен, Константин Петрович, милый? — вздохнула Мария. — Все бегут… Каширка забита. К вечеру обещали северный ветер. Тогда пыль пойдет на Москву. Уезжайте!

— Где, говорите, этот Николаевск? В Царицынской области?

— Прощайте, Константин Петрович, — сказала Мария.

— Берегите себя…

— До свидания! — крикнул Зотов. — Я вас догоню. Обязательно догоню, Машенька!

Некоторое время он посидел, запально куря и сжимая в руке телефонную трубку. Пятно солнечного света на медовом паркете медленно смещалось. Позвонил Рудику, но телефон молчал. Набрал номер Кота.

— Вас слушает секретарь-автоответчик Александра Александровича Сальникова, — ответил ему мелодичный женский голос. — Если вы хотите что-то передать, ваше сообщение…

Он бросил трубку и прикурил от тлеющей сигареты новую. Свет в окне загородили. Это заглядывал Клейменов. Зотов распахнул окно.

— Ты дома? — удивился Клейменов. — В трусах? С ума сошел, что ли?

— А без трусов? — спросил Зотов.

— Идиот! — заорал генеральный конструктор. — Я к тебе с утра ломлюсь, чуть дверь не вышиб… Ничего не знаешь? Мотаем из Москвы! Завод эвакуируется в Златоуст. Ну, туда, где мы «черепашек» первый раз водили.

— А потом куда будем эвакуироваться? — спросил Зотов.

— Под Челябинском котлов побольше, чем в Удомле.

— Не каркай! — перебил Клейменов. — Спецы выезжают поездом в пятнадцать ноль-ноль. Сбор у пригородных касс Ярославского.

— Если не успею, — задумчиво сказал Зотов, — не волнуйтесь. Догоню. Как насчет моего телохранителя?

— Обойдешься, — сказал Клейменов. — На месте нового дадут.

И исчез.

Зотов начал собираться. В небольшой пластиковый мешок бросил документы, аккредитивы, калькулятор, радиоприемничек, еще какую-то мелочь. Можно было все оставить, но тогда не получится процесс сборов. Открыл холодильник, положил в рюкзак несколько консервных банок, упаковку хлеба, кусок колбасы. В шкафу взял пуховую куртку да меховые сапоги, в рюкзак затолкал, поближе к колбасе. Наконец вырядился как простой безработный: армейские штаны, ботинки «траки», шерстяная рубашка, десантная куртка с капюшоном и кепи. Пояс со сложенной цепью застегнул, прихватил свою боевую палку с секретом. Огляделся в последний раз, запоминая просторную уютную тишину в доме… А потом обошел его, методично выключая везде воду и электричество. Даже часы с кукушкой, презент самому себе на новоселье, остановил. И дом окончательно умер.

Зотов уже собрался выдергивать вилку телефона, да замешкался. И позвонил на всякий случай Лимону. К его удивлению, приятель тут же отозвался:

— Я думал, ты давно смылся — телефон не отвечал…

— Чем занят? — спросил Зотов.

— Водку пью, — сказал Лимон. — Как допью — потрюхаю на Курский. Еще ходят электрички-то… Мне в Столбовую надо, там неподалеку Зинка у тетки…

— Жора, — задумчиво сказал Зотов, — ты уверен, что все делаешь как надо?

— Абсолютно уверен, — сказал Лимон. — На что намекаешь? Я не пьяный — каких-то два стакана засадил. И закусываю хорошо — заливной язык. Зинка мне заливного наготовила и уехала. Тетка, понимаешь, просила в парнике помочь.

— Слушай! О чем мы говорим? — тоскливо спросил Зотов. — Ведь летит все! Ты хоть это понимаешь?

— Я это давно понимаю, — ласково сказал Лимон. — давно все летит не останавливаясь… Каждый день на голову нескладухи сыплются — то понос, то золотуха. Одной хворью больше, одной меньше — какая разница? Я всегда догадывался, что где-то за углом меня подкарауливает глупая и злая сволочь с кувалдой. Всегда знал, потому и спокоен. Приготовился ко всему. Понял? И ничего не жалко. Вот машину увели, не жалко.

— Увели?

— Да… Пошел ныне на стоянку, а там — хоть не подметай, и так чисто.

— Тогда сиди дома, — сказал Зотов. — Сиди и жди меня.

— Слушаюсь, начальник. И твое не выпью.

Зотов вывел «порше» из гаража, развернулся прямо на сыром газоне. Воротца из толстой металлической сетки аккуратно за собой прикрыл. Через дорогу, возле коттеджа Клейменовых, уже никого не было. Валялись обрывки бумаги, да торчала перед крылечком витая вешалка с рогами неизвестного животного. Весь поселок был пуст, словно его еще не успели заселить.

Транспорта на Волоколамском шоссе поубавилось. На летном поле Центрального аэроклуба не стояло ни одной воздушной машины. Не было видно автобусов и на Тушинской автостанции. Только теперь Зотов по-настоящему почувствовал тревогу. Город походил на раненое животное, истекающее кровью.

У Сокола дорогу ненадолго перекрыли автобусы. Уезжали дети. Скорей всего, приютские. Они молча поднимались в салоны — тепло, по-зимнему одетые, с чемоданчиками и рюкзачками, серьезные, как маленькие старики. Зотов подумал о Клейменове и его оравушке и с облегчением вздохнул: слава Богу, сам-то он один. Одному легче выбираться. И подыхать, если доведется, тоже будет легче.

Ближе к центру движение оживилось. Но оно по-прежнему было однонаправленным — на юго-восток. Небольшие пробки на перекрестках быстро расталкивали хмурые эсгебешники, сменившие дорожников. Возле «Динамо» у какой-то «хонды», почти рядом с машиной Зотова, отказал двигатель. Тут же появился бульдозер и, сминая «хонду» в лепешку, отодвинул ее на тротуар. Пожилой мужчина, которого патрули вытащили из машины, не кричал и не протестовал, лишь судорожно морщился, слушая скрежет металла.

По Садовой-Триумфальной Зотов вырулил на Малую Дмитровку и затормозил у дома Лимона. Тот выглядывал в окно.

— Поднимайся, — сказал он буднично. — Не заперто. Я как раз кончаю укладываться.

Зотов помог ему снести и уложить в багажник два узла и чемодан.

— Зинкино, — кивнул на узлы Лимон. — И приданое малышу.

— Ого! — сказал Зотов. — Поздравляю… Кого ждете?

— Мальчика, — ответил Лимон. — Так врачи сказали. Решили назвать Дмитрием.

— Куда едем? — спросил Зотов.

— В Столбовую, — сказал Лимон. — Зинка небось соплями изошла, меня проклиная. Но сначала заедем в Орехово, заберем мою коробочку. С деньгами — и в пекле можно жить.

Через час они ехали по Каширскому шоссе, медленно лавируя в потоке беженцев. Лимон, напряженно вглядываясь в дорогу, вдруг спросил:

— Ты Олимпиаду помнишь?

— А как же… Восьмидесятый год. В седьмой класс перешел. Мы в Марьиной роще жили, бегали смотреть на Олимпийский комплекс.

— А помнишь, как тогда Москва выглядела? Выйдешь, бывало, на Садовое, аж жутко становится. Никаких тебе мешочников и гостей столицы. Один милиционер стоит столбом на Самотеке, другой у «Форума», третий — на Колхозной. Стоят, друг за другом наблюдают. Вот и теперь… Едем, а мне кажется, что Олимпиада наступила. Погляди на дворы!