Владимир Лорченков - Копи Царя Соломона. Сценарий романа

Общий план двора. Собака с лужей крови у головы лежит у будки, бегают куры. Натан и Иеремия изменились – это те же люди, но уже Конкретные, они Работают, поэтому движутся стремительно, по делу, понимают друг друга с полуслова. Это как если бы вас вызвали на допрос к двум следователям, вы бы стали гадать, кто из них злой, кто добрый, а оказалось, что они оба добрые… а потом внезапно – и тоже сразу оба – стали злыми. Съемка снова становится нормальной (пару секунд замедлилась) и Натан входит – двигается удивительно быстро для человека своего возраста и своей комплекции, – влетает буквально по ступенькам крыльца, толкает дверь, она, само собой, не заперта (напоминаю, это молдавская деревня, там убивают по пьяни, но не воруют у соседей – прим. В. Л.. Иеремия, оглянувшись, запихивает тушу собаки в будку ногами, забегает в дом.

Показана обстановка его глазами – большая просторная комната с полотенцами и иконами в углу (так называемая «каса маре», комната для приема гостей, праздников, – прим. В. Л.), небольшая кухня, печь, пожилой мужчина, который удивленно приподымается на локте, но падает с красным пятном на лбу, коридор, еще одна комната.. Везде на полу тонкие узкие ковры, которыми в Молдавии застилают все, что можно (на стенах такие ковры тоже есть), глиняная посуда. Наконец, маленькая комната. Крупный план стены.

…трудовые грамоты с портретом Ленина, вымпелы, значки, фотографии черно-белые и цветные, – типичная стена крестьянского дома.

Крупно – шкаф с распахнутой дверцей – которая качается – ее рывком раскрыл Натан – в котором мы видим целый ряд цветных кофт самых разных оттенков. Красные, синие, зеленые, малиновые, с узорами, орнаментом, желтые…

Крупно – постель, в которой присела очень старая женщина, которая прикрывает собой девочку лет пяти. Очевидно, мы присутствуем при прерванной сцене укладывания ребенка на обеденный сон. Очень крупно – лицо старухи. Отъезд камеры – мы видим, что на ней очень красивая малиновая кофта…

Мы вспоминаем женщину, которая меняла в годы ВОВ у жертв расстрелов кофты на хлеб.

Снова – очень крупно глаза старухи. В них нет ни испуга, ничего. Просто – крупным планом глаза.

Отъезд – это глаза собаки, голова которой торчит из будки. Натан и Иеремия проходят через двор, в руках Натана целый ворох кофт. Крупно показана в окне маленькая девочка, у которой на щеке кровь (не ее), и которая глядит во двор широко раскрытыми глазами. Еще крупнее – на рту у нее скотч. Натан и Иеремия в машине, резкий газ, пейзаж села – дома, снова колодец, все в тряске, – околица, затем поля, крестьяне, которое провожают взглядом машину, разгибаясь с тяпками в руках (сцена один в один с началом книги «Вся королевская рать», где лимузин несется через хлопковые поля, и негры, бросив работу на пару минут, бормочут что-то дорогому автомобилю вслед… но я не боюсь, что цитирование разоблачат, потому что мало кто из современных русских критиков читал хорошую американскую литературу – прим. В. Л), холм, подъем, спуск, резкое торможение. Нас бросает вперед вместе с машиной, которую так остановили.

Натан выходит из машины, садит мальчика на капот.

– Мальчик, ты соврал, – говорит Натан.

– Там были не только бабка Параскева и Наталица, – говорит он.

– Ты знаешь, что врать нехорошо? – спрашивает он.

–… – мальчик молчит, глядя на нож Натана.

– Обещай мне, что никогда больше не будешь врать, – говорит Натан.

–… – молча кивает мальчик, ребенок в шоке.

– Натан, – робко говорит Иеремия.

– У него скотч на рту, – говорит он.

Крупно – сверкающее лезвие. Мальчик – уже без скотча.. Он все так же молча кивает. Натан кивает в ответ сурово, обходит машину. Открывает багажник. Вынимает оттуда – прямо в охапку – детей, которые стояли у колодца. Стряхивает их на дорогу. Говорит:

– Не отвечать на вопросы старших невежливо, – говорит он.

Дети молчат. Натан возвращается к машине, садится, говорит:

– Трогай.

Машина начинает было ехать, потом останавливается. Крупно – капот, мальчик все еще сидит на капоте, и водитель только это заметил. Натан выходит из машины, подходит к мальчику, снимает того, относит к группке детей, ставит посреди них. Втыкает швейцарский нож – это его Натан прижимал к горлу ребенка – в землю. Молча смотрит на детей. Садится в машину, облако пыли.

Пыль оседает, дети молча – сбившись в стайку, – стоят у дороги.

Крупно – лица детей.

Солнце садится, мы можем смотреть на него уже без боязни. Натан и Иеремия стоят у ямы – это ров, поросший травой, – и глядят на кучу цветных кофт. Это очень похоже на секонд-хэнд на выезде.

Иеремия нарушает молчание.

– Натан, – говорит он.

– Убить старуху еще полбеды, – говорит он.

– Я понимаю, ты командир, ты не обязан отчитываться, – говорит он.

– Может быть, она спонсировала арабов, – говорит он неуверенно.

– Ну, или считала нас неполноценной нацией, – говорит он еще менее уверенно.

– Черт с ней, со старухой, – говорит он.

– Но чтобы агенты Моссада занимались мародерством?! – говорит он.

– Тебе что, носить нечего? – говорит он, явно пытаясь разрядить ситуацию.

Натан, не глядя на него, молчит. Сбрасывает пинком ноги кофты – одну за другой – в ров. Сразу все не получается, одежда наматывается на обувь… Натан похож на сумасшедшего футболиста, который решил выиграть первенство Европы старой тряпкой. Иеремия умолкает. Он выглядит как человек, который исчерпал запасы своей эксцентричности и для которого неприятным открытием стала прописная, в общем-то, истина относительно омута и чертей. Натан сбрасывает, наконец, все кофты в ров.

– Может, объяснишь, наконец? – говорит Иеремия.

Натан идет к машине, вынимает из багажника ритуальный подсвечник – ну, какой был на шекелях старого образца (не знаю, как сейчас – В. Л. и зажигает все свечи. Лицо Иеремии мрачнеет. Он понимает, что присутствует при весьма серьезной церемонии. Натан достает из кармана мятую шапочку типа кипы, напяливает себе на макушку, и, вытащив из другого кармана мятый листок, что-то читает.

– Я что-то читаю я что-то читаю, – читает он на иврите.

– Читаю, читаю, читаю, читаю, – читает он на иврите.

Натан читает поминальную молитву, и Иеремия, – чье лицо машинально вытягивается (он, в принципе, врубается в ситуацию, причем довольно поздно для человека, пару часов назад рассуждавшего о своем расовом преимуществе в виде быстроты реакции – прим В. Л., – крестится было, но, спохватившись под укоризненным взглядом коллеги, застывает в позе «футболист ждет штрафной».

Натан, отчитав молитву, гасит свечи. Крупно показаны гаснущие язычки пламени. Лица агентов. Из-за игры света – солнце-то садится – они выглядят так, будто их вырубили из камня.