Юрий Герт - Ночь предопределений

— Я, правда, чувствовал, — произнес, помолчав, Сергей, — носом чуял, что-то здесь заваривается.

— А с чего вы забрели в прокуратуру?

— Завернул в редакцию, у меня там отношения, сами понимаете, прохладные, вот я и оттягивал, с самого приезда… Ну, то да се. А вашего Темирова, говорят, скоро судить будут. Представляете? Я так и сел. А ты, говорят, загляни в прокуратуру, там расскажут…

— Это с вами кто говорил? В редакции?..

— Баймурзин, — как бы через силу выжал Сергей. — Сарсен.

Все правильно, подумал Феликс. Все верно… Сюжет. До того крепкий, прочный сюжет, что просто тошнит… Значит, Сарсен… Они, значит, поговорили, а потом он — к Жаику на бешбармак… Потолковать о Христе. Или Магомете. О чем они там толкуют — вдвоем?..

В дверь постучали, за стуком — осторожным, предупредительным — в дверь просунулась голова Бека.

— Все готово, — сказал он, поправляя очки на румяном лице. — Вас просят.

— Мы идем, — сказал Сергей. И когда Бек исчез, подошел к двери и резко щелкнул ключом в скважине.

— А что, — спросил он, — вы с ним знакомы? С Баймурзиным?.. У меня с ним свои счеты. Я его в том материале упомянул, вы утром читали… Это ведь он фельетон о Темирове сочинил, всю грязь собрал… Так что тут, как говорится, все белыми нитками…

Феликс притворил окно.

— Что же делать? — сказал он, повернувшись к Сергею, стоявшему, сутулясь, посреди комнаты. — Нальчик?..

— Вы ведь понимаете, — сказал Сергей, не отводя взгляда, — теперь у меня руки связаны. Разве не так?

— Пожалуй…

— Так, — сумрачно произнес Сергей. — А в конторе вообще уже надоели звонки, объяснения, требования опровержений… Теперь еще станет известно, что Темиров под следствием — представляете? Ведь это скандал… Впрочем, — он почесал макушку и тут же повторил уже с веселым, беспечным видом: — Представляете, а?..

— Значит, Нальчик, — сказал Феликс. — Нальчик…

Сергей помрачнел.

— Ну, заладили — Нальчик, Нальчик… Дался вам этот Нальчик! — Он зло, с размаху, рухнул на свою койку. — Ну, полечу я в Нальчик, не полечу — что изменится? Не обо мне ведь, о Темирове речь! О судьбе, о жизни!.. — Он приподнялся. — Да, о судьбе, о жизни! Я этих слов не боюсь!.. И потому-то и прошу вас с ним переговорить…

— Не понял, — сказал Феликс. — О чем поговорить? — Он прекрасно все понимал, но отчего-то для него было важно, чтобы об этом сказал сам Сергей.

— А вы не сечете?.. — Так же стремительно, как упал, Сергей поднялся с кровати. — Все вы отлично понимаете!.. О чем еще можно с ним сейчас говорить?.. Когда человека со всех сторон, как волка, обложили?.. Что ему остается?.. Тут уж не до этих самых высоких принципов!

— Не до высоких принципов… — повторил Феликс, цедя слоги. — Вот как…

Сергей ожег его взглядом. Феликс не знал, чего в нем больше было, в этом взгляде, — ярости или боли?.. Но сам он боли не почувствовал. Ни боли, ни ожога. Его как бы только пощекотал этот взгляд. Ему стало смешно: вспомнился их разговор, вчерашний, после выхода из Дома культуры, обличения Сергея, его упреки… Он едва удержался, чтобы не рассмеяться, не улыбнуться, по крайней мере. Но Сергей, вероятно, уловил какую-то перемену в его лице — и вгляделся в него с внезапной опаской.

— А ведь сегодня утром вы, по-моему… были настроены иначе… Или я неверно вас понял?.. — Это жестоко, подумал Феликс, сам удивляясь ей, этой ненужной жестокости, которая вдруг полезла, поперла из него.

— Утром я еще многого не знал. — Сергей казался вполне спокойным. — Утром я вас ни о каком разговоре не просил, надобности в этом не было…

Перед Феликсом возникло, наложилось на Сергея другое лицо — суматошное, неистовое — вчерашнее.

— А вы бы сами, — сказал он, продолжая удивляться своему мстительному злорадству, — сами бы и попробовали, поговорили…

Сергей помолчал. Его лицо, до того энергичное, словно освещенное изнутри сильным светом, сделалось вялым и серым, как песок.

— Я пытался, только он меня и слушать не хочет.

В дверь постучали. Вначале робко, потом настойчивей. Феликс хотел подойти, отомкнуть замок, но Сергей предупреждающе вскинул руку, пересекая ему путь. И сел на стул, широко расставив колени, упёршись в них локтями и свесив кулаки.

— Ведь что нужно? — глядя не на Феликса, а куда-то в сторону, в пол, заговорил он. — Если разобраться, то самые пустяки. Дело-то, по большому-то счету, выиграно, да еще как. Виноватых наказали, все получили по шапке — каждый что заслужил; я, газета, Темиров — мы сделали, что могли, и тут вроде бы никого ни в чем нельзя упрекнуть…

Теперь в дверь тарабанили кулаками, за нею слышались голоса — веселые, подзадоривающие, перебивающие друг друга:

— Эй, вы что там, поумирали?..

— Водка замерзнет!

— Считаю до трех и — дверь с петель…

— Мать вашу… — бормотал Сергей, маково покраснев и стиснув кулаки.

За дверью различались голоса Карцева, Спиридонова, повизгивающий от смеха голосок Риты, — все собрались у них перед дверью.

— Я сейчас… — Феликс направился к двери.

— Мать вашу!.. — заорал Сергей, вскакивая. Его трясло. Кровь ударила ему в лицо. Он подскочил к двери и с размаху пнул ее ногой. Будь косяк менее прочен, она бы наверняка слетела с петель.

Снаружи умолкли.

Сергей вернулся на свой стул, сел в прежней позе, уткнув локти в колени. Только кулаки его медленно сжимались и разжимались, но сам он, видимо, уже совладал с собой.

— Да, — сказал он, продолжая на оборванной фразе, — и никого ни в чем нельзя упрекнуть. Бой был долгий, тяжелый бой, но он выигран. Что происходит теперь?..

— Ну, как знаете! — прокричали за дверью. — Мы предупреждаем: можете опоздать…

— Сергуня?.. Сергунь?.. Осетринка-то — ах, хороша…

И стало тихо.

— Если разобраться, вопрос уперся в одно: уйдет или не уйдет он с работы… Раньше речь шла о хозяйственных проблемах, о делах в масштабе района, в них были замешаны — район, область, многие организации, комитет народного контроля, статуправление, различные инстанции, газеты… Что же сейчас? Останется ли Темиров на прежней должности или перейдет на другую. При этом заметьте, его не уволят, не уберут с позором — переведут, да еще и прибавят оклад. Чуете разницу в масштабах? Там — вопрос общий, государственный, можно сказать, и тут — частность, как ни крути…

— Он этого не понимает, — Сергей вздохнул. — До него это не доходит. Но я это понимаю, вы понимаете. Рисковать, переть на рожон — это можно раз, на второй — пороху не хватит, да и, главное, — было бы с чего…

— Черт с ними, — сказал он, опустив голову. — Уступить тоже в чем-то надо. Ну, надо. Ну, тут можно тоже по-человечески понять. Он ведь в этой инспекции как бельмо на глазу. И сработаться уже трудно, просто невозможно… Темиров-то, между нами, тоже не майский мед… И от него сразу отлипнут. И дело прикроют — его ведь и разворошили больше, чтоб попугать… Ну, и будет он сидеть у себя в управлении. Он ведь столько лет работал и в начальство не выбился, а тут ему — на, получай — управление водоснабжения или канализации, что-то такое, не важно — что, важно — работа спокойная, положение, зарплата — чего еще?.. Ну, поджигитовал — и довольно, всему своя мера…