Ахат Мушинский - Шейх и звездочет

Когда речь заходит о любви, мне часто вспоминается кинофильм, в котором есть такой диалог после неожиданного и пылкого объяснения главного героя при первой же встрече с возлюбленной. Она: «Выходит, это любовь с первого взгляда?» Он: «А разве бывает другая любовь?» Смотрел этот фильм давно, но эти его слова поразили и запомнились.

С Пичугой случилось то же самое. Почему я так считаю? Потому что, во-первых, Александр Пичугин был не тем человеком, который бы ради встречного-поперечного запустил руку в свой карман. А он не поленился, отыскал нужную монету, кроме того, пропустил ее в очереди вперед себя, он, наконец, увязался провожать ее, несмотря на запланированную в тот полуденный час необходимую прежде всего ему самому встречу с одним из виднейших в городе коллекционеров открыток. И когда она предложила испить чаю, когда он еще мог поспеть в скверик перед школой, где была назначена встреча с коллекционером, не смог отказаться от чаепития и не перенес его на другое удобное время, нет, сразу, с ходу, в спортивном трико и штиблетах на босу ногу ринулся ковать железо, пока горячо. В результате преуспел, как ни в одном другом деле. Через какой-то десяток дней решил жениться.

Во-вторых. А во-вторых, мне кажется, и с Раинькой произошло то же самое, что произошло с Сашенькой. Она от предложения не отказалась, и они поженились. Вернее, он просто переехал к ней жить, без регистрации брака. Что за формальности, когда любовь.

Раинька жила в комнате коммунальной квартиры без удобств вдвоем с двенадцатилетней дочерью. Комната считалась служебной, она была предоставлена мужу, сантехнику жэка, с условием безотлучной работы на вверенном ему объекте — нескольких жилых домах, в том числе и Бригантины. Когда развелась с ним, комнату чуть не отсудили. Но Раинька была не робкого десятка, вступила в неравную схватку с могучим оборонным и секретным заводом и право советской матери с ребенком на жилье отстояла. Комната была не очень большой, но и не маленькой. «Зато с высоким потолком», — ободряя себя и отличившуюся в прошлом жену, потирал руки Саша. Он спал на раскладушке, жена на диване, Светка, стало быть, новообъявленная дочка — на безнадежно отставшей от нее в росте детской раздвижной — все равно не помогало — кровати. Ночью муж перелезал к жене, а дочка делала вид, что находится в по-детски глубоком и безмятежном сне. К новому папе она относилась спокойно, принимала его как должное, с пониманием, будто этих пап у нее перебывало до черта. Саша отдавал себе отчет, что он у Раиньки не только не первый, но и не второй и даже, возможно, не третий, но верил, что последний. Да и он ведь был не мальчиком. В свои восемнадцать Саша считал себя знатоком женских сердец, именно женских, ибо с липучими девочками-малолетками не связывался. Были в его послужном списке и замужние, с которыми легче было расходиться, они не могли претендовать на его свободу, боясъ разоблачения, и собственной тени пугались и тем были хороши. Он встречался с ними и не прекращал лелеять мечты о юной скрипачке, натуре утонченной, не то что какие-то продавщицы, штукатурщицы, с которыми его сводила судьба. Для здоровья, однако, и опыта и они приходились ко двору.

С Раинькой, он сперва предполагал, будет примерно то же самое. Встретится с ней пару раз и до свидания. Но он недооценил себя и всего того, что случилось у автоматов газированной воды в бане. Уже за чаепитием в первый же день Саша почуял: пропасть разверзается под ним, и он летит вниз. Или, кто может предсказать, наоборот — возносится на седьмое небо будущего счастья. С ней все было не так, как с другими. Стандартные, апробированные диалоги не получались, она обезоруживала отсутствием всякой манерности, заданности. Он привычно говорил: «Ты мне с первого взгляда понравилась», ожидая в ответ что-то вроде: «Ну уж, после бани я была такая страшная», чтобы оборвать ее: «Нет, нет, прекрасная! Я же не на, прическу смотрел, а в глаза...»

Однако она говорила совершенно не то и не так, как ожидалось. Она сказала: «Ты мне тоже с первого взгляда понравился». Они пристально вгляделись друг другу в глаза и рассмеялись. Однако Саша почувствовал: сказанное не треп. Или со взаимоодинаковым признанием, или на самом деле с первого взгляда, но он втюрился, если не сказать самым возвышенным штилем — влюбился (такого слова в своем для «внутреннего пользования» словаре он до того банного дня не держал).

Чему бывать, того не миновать. Хоть и видно было сразу, что она старше его и не скрипачка, но сразу ощущалось, что она то единственное, то самое-самое, по чему тоскует в юности, да и на протяжении всей жизни любая живая душа. А юная блондинка со скрипкой — бредни переходного возраста. Судьба его — Раинька, независимая, грациозная, шевельнет перстом, словно озолотит. А рыженькие, говорят между прочим, — разновидность блондинок.

Как-то на стихийном, незапланированном никакими педагогическими планами диспуте о любви, разгоревшемся на одной из перемен в школе, Саша Пичугин высказал мысль, которая вызвала взрыв протеста всех девочек класса без исключения. Саша сказал: «Истинно суженую найти невозможно. Неужели кто-то из вас думает, что чья-то избранная, — он демонстративно обратился к кучке ребят, отвернувшись от юных представительниц противоположного пола, — самое-самое то, единственно точное наложение мечты на реальность, когда всех женщин на свете любой соискатель видел на своем веку ноль целых и практически шиш десятых, да и то лишь в своем временном отрезке. А может, на сто процентов чьей-то из вас была бы Клеопатра или Нефертити, а может, нашим возлюбленным суждено родиться в двухтысячном веке, а? Приспособляемся, выбираем из узенького круга, с места работы, с места учебы, порой на безрыбье, и считаем, что осеняемся любовью и соединяемся со своей богом предназначенной половиной. Самообман. Наши невесты, возможно, ждут-не дождутся нас в Париже, Венеции, Чикаго, а мы сидим тут и рассуждаем».

Пичугину повезло: его избранница родилась и жила в нашу эру, на нашем континенте, на Алмалы.

— Чай это хорошо, — мудро высказался Пичуга, переминаясь с ноги на ногу. — А кто у тебя дома? Муж? Свекровь? — Спросил, хотя и знал превосходно: упомянутых темных сил быть при ее таком ласковом приглашении не должно.

— Никого, — ответила Раинька. — Светка, дочь, в лагере, а муж в другом городе у другой жены.

Дочь? Бывший муж? Такое откровение иного насторожило бы, но Саша не о легкомысленности новой знакомой подумал, а вновь о ее обезоруживающей непосредственности.

Ночью того же дня он впервые в жизни сказал то, что никому не говорил и без чего легко и победоносно обходился во взаимоотношениях с другими женщинами