Сергей Саканский - Человек-тело

Но женщины, друг-читатель, как тебе известно, часто подменяют одну причину другой, порой даже и не догадываясь об истинной причине.

Дело я полагаю, было вот в чем. После замужества Анна бросила писать. Она стала Сальери. Ее заело, что вот он пишет, несмотря ни на что, а она вот — нет.

Результат, как говорится, превзошел все ожидания. Расторопный Ильдус подключил к своему благородному делу соседа, и оба дебила бегали вокруг жилища бедного писателя, испуская дразнящие децибелы, словно поминутно изгибаясь и пердя.

Впрочем, это был еще не результат. Результат — труп, найденный у обочины, и колун, не найденный в деревенском пруду.

Анна, словно некий следователь Пилипенко, легко сопоставила три факта. У жертвы был проломлен череп, кто-то ударил его тяжелым сзади. Орудие убийства так и не было найдено, как поведала супруга Ильдуса, которой в те дни звонили со всех сторон, и она охотно рассказывала подробности дела, радуясь, что стала центром внимания на краткий миг своей ничтожной жизни, американка сраная.

В то же время, Анна помнила, что ее муж мечтал купить настоящий колун, чтобы в глубоком снегу своего дачного одиночества разминать мышцы, затекающие от постоянного согбенного писева. Но передумал покупать почему-то… (Видать, еще и глаза во время этого разговора отвел.)

В-третьих, Анна вспомнила историю с топором в общаге, и свести все эти факты воедино не составило бы труда даже для знаменитого следователя Пилипенки.

Результатом — самым уж расконечным результатом — был развод, паническое бегство из Москвы, от мужа, который и колуном по сторонам машет и мясорубкой грезит. Жаль, конечно, что не была прописана тогда в его жилье: хотела квартиру матери в Таллинне сохранить. Так и вернулась туда, устроилась на работу в русскоязычном журнале, затем завалился Союз…

Теперь вот вернулась, чтобы забрать законное свое. Тюльпановым уже. Честно говоря, никакой жалости не достойна возлюбленная юности моей.

Мысль № 5

Почему сразу «выверт реальности»? Почему сразу мистика? Опять же, какой-нибудь Пилипенко в два щелчка пробил бы ситуацию. Если девушка рассказывает «писателю» случай из его собственной жизни, то что это может значить? Да только одно. Значит, этой девушке кто-то этот случай уже рассказал. Значит, эта девушка знакома с кем-то из его прошлой жизни.

Раскручивая все это, можно дойти до самой сути. Значит, эта девушка специально послана ему с какой-то целью. Мой же герой вообразил невесть что, даже сварганил теорию «человек-тело». Ну-да, ну-да. Девушка — тело, и я послал это тело человеку. Только и всего. Но мы умные, мы хотим понять, как на самом деле устроена эта реальность. И мы делаем вывод: не все люди — люди. Есть люди, и есть тела. Ну-ну.

Мысль № 6

Гад ты, гад ты, гад. Хочешь сказать, что собираешься жить — в веках, в тысячелетиях, даже со своими кальмарами будешь жить — в то время как все мы (с нашими хуями, «в кавычках» и без) бесследно растворимся в извести земли?

Мысль № 7

Глубоко внутри сидит моя печаль, грызет и гложет, словно лопнул у меня желудок и растеклась в брюшной полости кислота.

Этот жуткий, омерзительный город сделал из моей девочки настоящее чудовище. Но сначала он слепил чудовище из меня.

Болезнь мегаполиса заразна, ее инкубационный период короток.

Как же хорошо я вижу себя в этом зеркале жизни, которое когда-нибудь завесят черной тряпкой.

Юный, полный мясомолочных надежд поэт, черным тугим саквояжиком напоминающий молодого врача. Приехал покорять Москву с тетрадкой в косую линейку. Из Казани. И вот теперь, спустя много лет, этот мясомолочник поймал маленькую свинку и разделал ее на столе уже другой эпохи, выпив и молочко ее, и кровь.

Маленькую девочку, которая читала книги по религиям и была лишь немного подпорчена двумя другими мужчинами и непрочно, а так, будто болтая ногами на качелях, сидела на игле. «Стрекоза». Картина Репина.

Город породил монстра во мне. Я породил в ней монстрика. Думали ли эти двое, когда приходили в сознание, выпадая из безмозглого младенчества, когда уже начинали мечтать о будущей взрослой жизни, что в этой-то вот как раз взрослой жизни станут сутенером и проституткой, да еще к тому же — организованной группой убийц? Кто или что сделали с ними это?

Мысль № 8

Город — это люди, сидящие в нем, муравьи, кишащие среди хвойных бревен. Вот, потянуло дымком времени, и опустел муравейник: остались лишь груды хитина среди опаленных бревен. Но чу! Прошло сколько-то лет, и эти коридоры и комнаты вновь заполонили муравьи, только другие. Например, первые были рыжими, а вторые — черными.

Наверное, города стоит переименовывать, ведь Москва времен Воланда — это совсем другое произведение, чем нынешнее, совсем другие живут здесь муравьи: едят, ебутся, мечут говно.

В Москве моей юности говна было не меньше, чем сейчас, но то говно было коричневым. А это говно — желтое. Скорее даже жолтое, как у Блока. Говно прежних времен было говном страха и рабства. Нынешнее говно — выхлоп бессмыслицы, эякуляция пустоты.

Яснее всего это проявляется в искусстве. Тогдашние певцы в пиджаках или поэтессы с косынками, что скрывали нательные кресты и засосы, говнили за страх и за совесть. Нынешние, ни того, ни другого не скрывающие, говнят за бабло. Да и само бабло теперь не столь постыдно и тайно, как и маструбация [37] Ошибка персонажа. .

Впрочем, я бы поспорил (сам с собою) о цвете и качестве говна. Скорее всего, поносный фонтан страха был жолтым, а коричневые до черноты кучи — это шахтерский пейзаж современного мира.

Мысль № 9

Пусть благосклонный читатель сам угадает, какой певец автору слаще — тот, чьи штаны топорщит робкое, тайное и постыдное, или тот, у кого из зиппера фонтанирует наглое, громкое, сладкое…

Вот я и остался один. Вичка исчезла внезапно, собрав свои жалкие вещи, пока я спал. Что-то из вещей забыла, явно второпях, например — эту тетрадь, например, щетку для волос, она же шкатулка — с дорогими для нее и просто дорогими золотыми сережками.

Или же эта тетрадь — послание мне? Или — не мне?

Дочитав ее записи до конца, я с умилением обнаружил, что лилию, стишок и пукан моя девочка отнесла на счет своего безумия. Так и не поняла, кто была эта таинственная женщина, хотя разгадка совсем близко покачивалась, как цветок на ветру.

Эх уж, эта синяя тетрадь, где мы все трое пишем, невольно подражая друг другу стилистически, так, будто бы всё это написал какой-то один человек. Сверхчеловек.

Вчера они заявились ко мне неожиданно, без звонка. Как выяснилось в ходе беседы, это Кокусев настоял на визите. Новое, теперь уже окончательное явление Анны в его жизни навеяло ему ностальгические воспоминания. Это первый визит. Они обойдут всех, кто еще жив в этом мире. Надо бы вообще собраться на грандиозную пьянку. Конец затворничеству. Несколько лет он не выходил из дома, как Ниро Вульф. Как жаль, что мы так много лет не виделись. Столько лет не говорили о пустяках.