Александра Маринина - Ад

Все снова засмеялись, и на этой веселой ноте слова Родислава прозвучали вполне естественно:

— И ты меня прости за то, что я посмел вчера сделать тебе замечание за этот злосчастный суп. Прощаешь?

— Прощаю. А теперь пришло время зажигать свечи! — объявила Люба, довольная, что все так удачно закончилось и ей удалось избавить Аэллу, а главное — Родика от неприятных минут.

Началась веселая суета, все делились впечатлениями о том, стало ли легче после покаяния и очистилась ли душа, долго спорили о том, можно ли пользоваться зажигалками или праздничные свечи все-таки полагается зажигать только спичками, кто-то опрокинул стул, кто-то уронил свечу…

Без трех минут час все вышли на балкон и взялись за руки. Люба стояла между Родиславом и Тамарой, чувствуя горячую ладонь мужа и прохладную маленькую ладошку сестры, и прислушивалась к себе. Вот они стоят все вместе, самые близкие и любимые ее люди, и сейчас, вот уже через несколько мгновений, откроется космический тоннель, и они смогут ощутить благотворные лучи гармонии и загадать желание. Она смотрела в ночное майское небо и думала о том, что должна в этот момент чувствовать себя совершенно счастливой. Все рядом, все здоровы и благополучны, насколько это возможно с учетом личной ситуации каждого, и можно за всех порадоваться.

Но она ощущала только мертвенный холод, которым словно дохнуло на нее из космоса.

Кирилл Тарнович стоял вплотную к Родиславу, за его спиной, и пытался разобраться в себе. Радоваться ему или огорчаться?

Родислав Романов его не узнал. Он не узнал его сейчас и не узнал тогда, в восьмидесятом году, когда столкнулся с Кириллом на лестнице. А ведь тогда, двадцать шесть лет назад, Тарнович ни секунды не сомневался в том, что мужчина, вошедший в подъезд ночью, узнал Робин Гуда из кинофильма, прошедшего по всем экранам.

После выхода фильма и его успешного проката о молодом актере заговорили в восторженных тонах, и кто-то из высокого руководства «наверху» заметил между делом, что такой талантливой молодежи можно даже доверять серьезные роли, вот, например, Тарновичу вполне по силам было бы сыграть Ленина в молодые годы. Эти слова немедленно были доведены до сведения главного режиссера театра, где служил Тарнович. К шестидесятипятилетию Великого Октября и к очередному съезду партии нужно было выпустить спектакль соответствующей тематики, и с учетом мнения руководства была выбрана пьеса из жизни Ленина в тот период, когда он учился в Казанском университете. На роль будущего вождя предполагался Кирилл Тарнович, которому объяснили, какая это высокая честь и огромная ответственность. Насчет чести молодой резвый Кирилл сильно сомневался, но вот насчет ответственности все понимал правильно. Если он получит эту роль и сыграет ее, перед ним будут открыты все двери на долгие годы. Единственная загвоздка состояла в том, что он пока еще не был членом партии, а не члену партии играть роль Ленина не доверяли. Его быстро провели через партсобрание, и вскоре он прошел парткомиссию, которая рекомендовала его в кандидаты в члены КПСС. Через год кандидатского стажа он должен был стать полноправным членом партии коммунистов.

Кандидатство позволило Кириллу быть утвержденным на роль и приступить к репетициям. Более того, его включили в состав труппы для выезда на гастроли за рубеж. Он был уверен, что началась лучшая полоса в его жизни и полоса эта никогда не закончится. Он съездит на зарубежные гастроли, вступит в партию, сыграет Ленина — и все, он в обойме, теперь он будет каждый раз ездить с театром за границу и его начнут приглашать работать на самых кассовых картинах.

Он был красив, молод, полон сил и беззаботен, у него было много друзей и огромное количество поклонниц, которые не давали ему прохода. Но его не устраивал уровень театрально-киношной молодежи, ему хотелось злачности, порока, риска и сильных ощущений. Кирилл стал злоупотреблять спиртным и отдавал предпочтение проституткам и случайным связям, от которых никогда не знаешь, чего ждать.

Одной из таких случайных любовниц и стала Надежда Ревенко, с которой он познакомился в ресторане и к которой через двадцать минут после знакомства поехал домой. Ему даже в голову не пришло поинтересоваться, замужем ли она и насколько безопасна та квартира, куда она его привела. Риск, азарт и хмель — вот основные составляющие эмоционального фона Кирилла Тарновича образца 1980 года. Когда в самый разгар любовных игрищ в квартире появился муж Надежды, здоровенный рассвирепевший мужик с накачанными мускулами и огромными кулачищами, Кирилл испугался настолько, что едва сумел одеться, с трудом попал ногами в штанины джинсов, а с пуговицами на рубашке так и не справился. Он трясся от страха, видя, как муж Надежды схватил нож и замахнулся на лежащую в постели оцепеневшую от ужаса женщину, он видел, как нож вошел в ее тело, но ничего не мог с собой сделать, он даже не мог закричать — горло как будто сдавило шершавой войлочной повязкой.

— Чего стоишь? — грубо окликнул его Надин муж. — Вали отсюда, пока цел. Сейчас я с Надькой разберусь, а потом и до тебя очередь дойдет.

И нанес жене еще один удар ножом. Вид крови, растекающейся по белому пододеяльнику, привел Кирилла в чувство, и он опрометью кинулся бежать из этой страшной квартиры. На лестнице он столкнулся с мужчиной, который поднимался вверх и посторонился, чтобы пропустить Кирилла.

«Он меня видел, — думал Кирилл, вернувшись домой и постепенно обретая способность хоть как-то рассуждать. — Видел и узнал. Завтра ко мне придут из милиции и будут спрашивать, что я делал в квартире, где произошло убийство. А может, обойдется? Может, он ее не до смерти… Хотя какая разница, все равно ко мне придут, ведь я — свидетель. Меня заставят давать показания, обо всем узнают в театре, это невозможно будет скрыть, потому что выяснится, что я, актер, которому доверили играть роль Ленина и приняли в кандидаты в члены партии, напился и отправился на квартиру к случайной знакомой. Аморалку пришьют, из кандидатов выгонят, роль отнимут, зарубежные гастроли накроются. И вообще вся карьера псу под хвост. Какой кошмар! Надо же было так вляпаться! Идиот!»

Он клял себя последними словами и несколько дней напряженно ждал, когда к нему придут из милиции или вызовут на допрос к следователю. Он взял больничный и сидел дома: если его найдут и будут задавать неприятные вопросы, то пусть хотя бы не в театре.

Но никто не пришел. И никуда его не вызывали. Через неделю Кирилл немного успокоился, закрыл больничный и вернулся к репетициям. Человек, которого он встретил на лестнице, его не выдал. Узнал и никому не сказал. «Вот она, слава, — думал Тарнович. — Он любит моего Робин Гуда, он узнал меня и решил не выдавать. Ничем другим невозможно объяснить тот факт, что ко мне до сих пор не пришли. Спасибо ему, этому неизвестному человеку, моему поклоннику, огромное ему спасибо».