Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

Они вчетвером на мгновение задержались у лестницы, их глаза не могли привыкнуть к свету болтающейся на проводе лампочки. Затем Сан Мун сказала: «Пойдемте, дети!» и взяла их за руки. Они начали спускаться в темноту и вдруг поняли, что уже через пятнадцать метров, пройдя под домом и дорогой, туннель заканчивается.

– А где другая часть туннеля? – спросила Сан Мун. – Где выход?

Он прошел немного в темноте по направлению к ней, но остановился.

– Что, нет запасного выхода? – спросила она. – Нет выхода? – Она подошла к нему, недоверчиво озираясь по сторонам. – Что же ты делал здесь все эти годы?

Га не знал, что и сказать.

– Годы, – повторила она. – Я думала, тут целый бункер под землей. Я думала, есть какая-то система. Но это просто яма. На что ты тогда тратил свое время?

В туннеле лежало несколько мешков с рисом и пара бочек с зерном – на них сохранились ярлыки с надписью «ООН».

– Здесь даже лопаты нет, – заметила она.

Посреди туннеля стояла мебель – только мягкий стул и книжный шкаф, набитый бутылками с рисовым вином и DVD. Она схватила один диск и спросила:

– Фильмы?

Га знал, что она прокричит в следующую минуту.

Но тут наверху послышался приглушенный звук мотора, и неожиданно со свода туннеля им на лица посыпалась пыль. Дети в ужасе закашлялись и зажмурили запорошенные пылью глаза. Га отвел их обратно к лестнице, к свету и обтер им лица рукавом своего добока. Они услышали, как в доме над ними открылась дверь, затем кто-то прошагал по деревянному полу. Неожиданно люк лаза стал подниматься. Глаза Сан Мун расширились от шока, и она вцепилась в него. В ярком квадрате света на них сверху смотрело лицо товарища Бука.

– Умоляю вас, соседи, – сказал товарищ Бук. – Это первое место, куда они заглянут.

Он протянул Га руку.

– Не волнуйтесь! – успокоил их товарищ Бук. – Мы возьмем вас с собой.

Командир Га взялся за руку Бука.

– Идем! – позвал он Сан Мун и, видя, что она не сдвинулась с места, прикрикнул:

– Немедленно!

Маленькая семья, взявшись за руки, вылезла из туннеля. Вместе они пробежали через боковой двор в кухню Бука.

На кухне дочери Бука сидели у стола, покрытого белой вышитой скатертью. Жена Бука надевала белое платьице через голову последней дочери, а Бук принес стулья для гостей. Га видел, что Сан Мун вот-вот сорвется, но спокойствие семьи Бука сдерживало ее.

Га и Сан Мун сидели напротив семьи Бука, девочка и мальчик между ними, все четверо были в пыли. Посредине стола стояла банка с консервированными персиками, а рядом лежал консервный нож. Никто не обращал внимания на «воронок» на улице. Командир Бук принес стеклянные десертные чашки и расставил их на столе, а затем передал всем ложки. Он с большой осторожностью открыл банку персиков. В тишине было слышно, как консервный нож продавливал отверстия в банке, которая ворчала, когда нож двигался по краю банки, вырезая зазубренный круг.

Очень осторожно Бук отогнул крышку банки ложкой, чтобы не коснуться ею сиропа. Все они вдевятером сидели и смотрели на персики. Затем в дом вошел солдат. Мальчик схватил руку Га под столом и тот ободряюще пожал его маленькую руку. Когда солдат подошел к столу, никто не шелохнулся, не было ни единого движения. Га увидел, что при нем не было автомата Калашникова, совершенно никакого оружия.

Товарищ Бук притворился, что не видит его.

– Главное – мы вместе! – сказал он и, подцепив кусочек персика, положил его в чашку. Он продолжал раскладывать персики в чашки, образовав из них целый круг на столе.

Солдат с минуту постоял, глядя на происходящее.

– Я ищу Командира Га, – сказал он. Казалось, ему не хотелось верить, что один из этих мужчин мог быть знаменитым Командиром Га.

– Я Командир Га.

Они слышали, как на улице работала лебедка.

– Это вам, – произнес солдат, протягивая Га конверт.

Внутри были ключи от машины и приглашение на правительственный ужин в тот вечер: « Не откажите нам в удовольствии отужинать в Вашем обществе ».

С грузовика на лебедке спускали классический «Мустанг» светло-голубого цвета. Машина на лебедке медленно двигалась назад и вниз по двум металлическим трапам. «Мустанг» был в точности таким же классическим автомобилем, какие ему доводилось видеть в Техасе. Га подошел к машине и провел рукой по крылу, почувствовав незаметные глазу впадинки и ямки, говорившие о том, что кузов сделали из сырого металла. Бампер оказался не хромированным, а покрытым слоем чистого серебра; задние фары были сделаны из красно-бурого стекла. Га заглянул под кузов – сделанный вручную кузов соединяли с двигателем от «Мерседеса» и рамой от советской «Лады» самодельные стойки и сварные узлы.

Товарищ Бук тоже подошел к машине. Он был явно в хорошем расположении духа, успокоившийся и полный воодушевления.

– Все прошло хорошо, – сказал он. – Я знал, что персики не понадобятся, я просто почувствовал. Но детям это полезно – такие тренировки. Главное – практика.

– И что за практика у нас была? – спросил его Га.

Бук ничего не ответил, лишь изумленно улыбнулся и протянул Га запечатанную банку персиков.

– Вот, тебе на черный день, – сказал он. – Я помог закрыть Фруктовую фабрику 49 прежде, чем они сожгли ее. Я забрал последнюю коробку с конвейера.

Бук был настолько впечатлен, что покачал головой.

– Кажется, тебе ничего не угрожает, мой друг, – заметил он. – Тебе удалось то, чего я никогда раньше не видел, но знал, что с нами все будет в порядке. Я знал это.

Глаза Га были красными, а волосы в пыли.

– И что же мне удалось?

Товарищ Бук жестом указал на автомобиль и дом.

– Вот это, – ответил он. – Что ты делаешь.

– И что же я делаю?

– Этому нет названия, – произнес Бук. – Ведь никто раньше такого не делал.

Остаток дня Сан Мун с детьми провели, заперевшись, в спальне, и там стояла такая тишина, будто они уснули. И даже новости дня, передаваемые по громкоговорителю, не разбудили их. Командир Га спустился в туннель со своим псом, от которого невыносимо несло репчатым луком, и занялся его дрессировкой.

Наконец, когда уже садилось солнце, ставшее, как воск, ярко-янтарным у реки, они вышли из спальни. Сан Мун была в праздничном шелковом чосоноте цвета платины, который то переливался, словно измельченные бриллианты, то становился темным, словно тень от лампы. Корым [23]был украшен мелкими жемчужинами. Пока она готовила чай, дети уселись на высокие скамейки, приготовившись играть на своих музыкальных инструментах. Девочка начала играть на каягыме , который был явно антикварной вещью, сохранившейся с дворцовых времен. Подняв запястья, она принялась щипать струны в старинном стиле санджо . Мальчик старался изо всех сил аккомпанировать ей на своем тэгыме . Легкие у него были еще недостаточно развиты для игры на такой взыскательной флейте, и руки слишком малы для того, чтобы удерживать высокие ноты, поэтому он их просто пел.