Грэм Грин - Сила и слава

Он сказал:

— Ну как, ты окреп, удержишься сам? — И отнял руку.

Тропинка раздвоилась; одна вела в Кармен, другая — на запад. Он подтолкнул мула, направляя его в сторону Кармен, и сказал:

— Через два часа будешь там. — И остановился, глядя, как мул идет на его родину, неся на себе доносчика, припавшего к луке.

Метис попытался выпрямиться.

— Куда вы?

— Будь свидетелем, — сказал священник. — Я не заходил в Кармен. Но если ты помянешь там про меня, тебе дадут поесть.

— Почему… почему… — метис пытался повернуть мула, но у него не хватало сил. Мул все равно продолжал идти вперед.

Священник громко сказал:

— Запомни, я не был в Кармене.

Но куда теперь он мог идти? Ему представилось, что есть только одно место в этом штате, где он не подверг бы опасности невинного человека, каких берут в заложники. Но туда нельзя было идти в такой одежде.

Метис крепко держался за седло и заискивающе косился в его сторону:

— Вы не бросите меня здесь — одного.

Но это был уже совсем не тот человек, которого он оставлял на лесной дороге. Мул стоял сбоку, как барьер, качая головой, отделяя его от селения, где он родился. Он чувствовал себя бродягой без документов, которого гонят от любого пристанища.

Метис крикнул вслед:

— И это называется христианин?

Он кое-как изловчился, чтобы сесть прямо, и принялся зло выкрикивать ругательства, исчезавшие в лесу, подобно ударам молота.

— Если я увижу вас снова, — говорил он, — пеняйте на себя…

У него, разумеется, были причины для ярости: он упустил семьсот песо.

— Я не забываю лиц! — в отчаянии крикнул он.

Душным вечером молодые люди и девушки кругами прогуливались по площади, освещенной электрическими фонарями; мужчины в одну сторону, девушки — в другую, не разговаривая между собой. На северной стороне неба вспыхивали зарницы. Это напоминало религиозный обряд, смысл которого все забыли, но ради которого они все еще принаряжались. Иногда группы пожилых женщин, слегка возбужденных и смеющихся, присоединялись к шествию; у них осталось смутное воспоминание о том, как это бывало в те времена, когда еще не уничтожили всех книг. Человек с винтовкой наблюдал со ступенек казначейства; тощий солдатик сидел у дверей тюрьмы, держа ружье между коленями, а тени пальм целились в него, точно колючки. В окне зубного врача горел свет, и были видны зубоврачебное кресло, красные плюшевые подушки, стаканы для полоскания на маленькой подставке и детский шкафчик, полный инструментов. В окнах частных домов, затянутых сетками, среди семейных фотографий качались в креслах-качалках старухи; они сидели потные, слишком тепло одетые — делать им нечего, говорить не о чем. Это была столица штата.

Мужчина в потертом твидовом костюме смотрел на все это, сидя на скамейке. Вооруженный отряд полицейских двигался к казармам, шагая не в ногу, с небрежно болтающимися винтовками. С каждого угла площадь освещалась трехламповыми фонарями, соединенными безобразным проводом, провисающим над головами; от скамейки к скамейке тщетно переходил нищий.

Он сел рядом с человеком в твидовом костюме и пустился в долгие объяснения. В его манерах было что-то развязное и в то же время угрожающее. Улицы по обе стороны от них спускались к реке, порту и заболоченной равнине. Бродяга сказал, что у него жена и очень много детей и что за последние недели он почти не ел; он замолчал и пощупал твидовый костюм мужчины.

— А во сколько вам это обошлось?

Внезапно часы пробили половину десятого, и погас свет.

— Не поверишь, как дешево.

Бродяга заметил:

— От одного этого можно прийти в отчаяние.

Он оглянулся туда-сюда, в то время как толпа спускалась вниз. Мужчина в твидовом костюме встал, бродяга — тоже и потащился за ним к концу площади; его плоские босые ступни шлепали по мостовой.

— Несколько песо для вас ничего не значат.

— Если бы ты знал, как много они значат.

Бродяга был раздражен:

— Человек, вроде меня, готов на все, лишь бы раздобыть несколько песо.

Теперь, когда всюду в городе погас свет, они стояли рядом во мраке.

— Вы меня презираете? — спросил бродяга.

— Нет, нет, ни в коем случае.

Чувствовалось, что каждое его слово бесит нищего.

— Порой мне кажется, что я готов на убийство.

— Это, конечно, очень скверно.

— Разве будет не справедливо, если я возьму человека за глотку?

— Голодный, конечно, имеет право искать спасения.

Бродяга злобно посмотрел на него, пока тот говорил, словно обсуждая академическую проблему.

— А в моем случае, — сказал человек, — вам не стоит рисковать. У меня всего пятнадцать песо и двадцать пять сентаво. Я сам не ел уже двое суток.

— Матерь Божия! — воскликнул бродяга. — Вы крепкий орешек. Сердце-то у вас есть?

Человек в твидовом костюме внезапно хихикнул.

— Врете, почему же вы не ели, если у вас есть пятнадцать песо?

— Понимаешь, они мне нужны. Я хотел бы сначала… выпить.

— Чего?

— Того, что нездешний не знает, где раздобыть.

— Вы имеете в виду спиртное?

— Да, и вино.

Бродяга подошел вплотную; его ноги коснулись ног мужчины; он положил руку на плечо собеседника. Казалось, рядом во мраке стоят близкие друзья или даже братья; свет погас даже в домах, и такси, которые днем тщетно ждали пассажиров, разъезжались — они погасили огни и исчезли за полицейскими бараками.

— Дядя, — сказал бродяга, — вам повезло. Сколько вы дадите?

— За выпивку?

— За знакомство с тем, кто добудет вам немного бренди — настоящего бренди из Веракруса.

— Для моего горла, — сказал человек в твидовом костюме, — нужно вино.

— Пульке или мескал? Он достанет все, что угодно.

— Это вино?

— Айвовое вино.

— Я отдам все, что есть, кроме мелочи, — торжественно поклялся мужчина, — за настоящее виноградное вино.

Где-то у подножия холма, у реки, застучал барабан и, равняясь на его дробь, шагали люди: полицейские шли спать.

— Сколько? — нетерпеливо повторил бродяга.

— Я отдам тебе все пятнадцать песо. А ты достанешь мне вина на сколько захочешь.

— Пошли.

Они начали спускаться с холма. На углу, от которого одна улица вела вверх, к аптеке и баракам, а другая вниз — к гостинице, гавани и конторе «Объединенные банановые плантации», человек в твидовом костюме остановился. Вверх протопали полицейские с небрежно болтавшимися винтовками.

— Подождем минутку.

Среди солдат шел метис с двумя клыками, торчащими изо рта. Мужчина в твидовом костюме застыл в тени. Один раз метис оглянулся, и глаза их встретились. Потом полицейские вышли к площади.

— Пошли! Быстро!

— Мы им ни к чему, — сказал бродяга. — У них игра покрупнее.

— Как ты думаешь, зачем с ними этот человек?